– Представляю, если бы я появился в Гамбурге или Киле с подобной Тай-Тикки. Смотрел бы кто-нибудь на сцену или нет? Вот тебе и цивилизация, вот тебе и культурная Европа.
Тай-Тикки следовала за ним словно послушная собачка, смешно семеня ножками, движение которых сдерживало тесно облегающее вечернее платье. Наконец удар гонга и первые звуки музыки известили гостей, что пора занимать свои места. Посетители были исключительно вежливы и приветствовали друг друга лёгким кивком головы. Служитель погасил несколько свечей, а на сцене засияли фонари, украшенные иероглифами. Представление началось.
Над сценой загулял ветер, импровизированные камыши пришли в движение, по полу поползла дымка, зазвучали колокола и появились актёры. В, общем, пьеса повествовала о журавле и камне. Суть постановки заключалась в том, что для прочистки зоба, птицы используют камешки, но в другом случае камень может сослужить недобрую службу, когда от неловкости или по другой причине, камешек останавливается в горле. Философия взаимоотношений в природе была основной линией представления, сколько нужно журавлю, чтобы отправиться в небытие и собственно камню, обречённому на вечность, чтобы превратиться в валун, или же, в песочную крупинку. Как сложится его судьба, выйти ли из журавля или стать одним из тех, из кого состоит Фудзияма. Для европейца более углублённо понять происходившее на сцене очень тяжело. Все действия сопровождались многочисленными движениями, стихами, произносимыми как нежным, так и грубым голосом, песни резали слух своей необычностью. Актёры, исключительно мужчины, иногда с более даже чем женственными лицами, беспощадно покрытыми белилами, были одеты в невообразимые одежды, так что кто на самом деле был журавль, а кто камень, было определить трудно, а тем более, кого представляли остальные присутствующие на сцене, было совершенно не понятно. Просто быть рядовым эстетом, чтобы насладиться старинным искусством, этого было слишком мало.
Тай-Тикки сидела, словно высеченная из камня, и казалось, даже не моргала. Ни каких эмоций на лице, ни одного движения, кажется, что она даже не дышала. Рейнгхард чувствовал себя неуютно, прежде всего, от полного непонимания происходящего представления, но лишь присутствие рядом красивой женщины удерживало его от желания покинуть театр. Он подался вперёд, и локоть его коснулся её руки. Она вздрогнула, но продолжала сидеть, не шевелясь и не поворачивая головы, сложив руки на коленях. Запах цветов от духов Тай-Тикки кружил ему голову. На сцене кипели страсти, и параллельно выяснениям отношений журавля и камня, в душе Рейнгхарда творилось что-то невообразимое.
Ещё недавно ему рисовалась картина возвращения домой, но теперь, после слов полковника Шолла, пришло осознание невозможности этого. В один миг исчезли толпы людей, встречающих подводников из долгого похода, слёзы на глазах родных и близких, и непременное участие командующего всем германским флотом гросс- адмирала Дёница. Всегда, официальная часть сводилась к минимуму, так как экипаж больше походил на команду пиратов, нежели на боевых офицеров и матросов субмарины. И вот в один момент всё это испарилось. К тому же пакет, переданный полковником, явно давал понять, что лодка, ни в ближайшее, ни в какое другое время, не увидит Германию. Но самым основным предметом интереса, без всякого сомнения, была женщина, отодвигая далеко на задний план всю эту романтическую чепуху о родных берегах. Перспектива встретиться когда-нибудь с Сашей растаяла совершенно. Теперь она была недосягаема, а рядом сидела молодая женщина, которая ещё недавно, очень страстно молила его о чём-то. И Рейнгхард сейчас стыдился своих чувств по отношению к Тай-Тикки. Она нравилась ему, если не сказать больше. Неуправляемая страсть буквально затмевала романтические переживания по своей семье. Скользнув по предплечью женщины, его рука схватила её кисть.
