– Свет тушить?
– Да.
Светильник выключили, но лунный свет проникал глубоко в спальню, не оставляя больше человека наедине с темнотой. Рихард положил больную руку под голову. Теперь он вовсе не казался калекой, выглядел очень привлекательно. Он зло усмехнулся над своей попыткой выглядеть лучше, чем есть на самом деле, и пожил руку поверх одеяла.
– Расскажи о Борисе, – без вступления ринулась в бой Ася.
– Не могу.
– Почему?
– Обе-щал.
– Кому?
– Борису.
– Он что предполагал, что у тебя что-то будут спрашивать о нем?
– Да.
– Но речь, наверное, шла о Марине.
– Обо всех.
– Я, по-твоему, отношусь ко всем?
Рихард промолчал.
– Ну, знаешь.
Возмущению Аси не было границ: подумать только. Она и все – одно и то же. Она рывком села на кровати. Отвернувшись от Рихарда, взбила и без того высокую подушку, с размаху упала в нее, надувшись на мужа. С обиды она зевнула: завтра будет дуться от души – и заснула. Рихард лежал без движений. Он вслушивался в ровное дыхание жены. Ей пришлось не сладко – как объяснить? С ее нервами. Тут и сильный упадет…
В ЭСВ не многие знали, почему Борис Топорков стал Дьяволом. А те, кто знали, старались забыть.
В юности человек ошибочно полагает, что у него обязательно все получится, что жизнь бесконечна и ее лучшие плоды предназначены именно для него. Таким молодым человеком был и Борис Топорков. Он не был, скорее, исключением из общей массы юнцов.
Когда отец ушел из дома, Борис не стал переживать: не велика потеря. Инвалидность сестры расстраивала, но не настолько, чтобы занять все его мысли. Он подружился с классными парнями. Мать ведь никогда раньше не жаловалась на здоровье, не жаловалась и теперь. Она ничего не имела против друзей сына – может быть, дружба поможет ему найти себя в будущем. Нашел…
Когда у лучшего друга – Влада – погибла невеста, Борис воспринял известие как личное горе. Они просиживали часами в баре, порой, здесь и засыпали. А Ритус… Да что он может понимать в настоящей любви? У него-то все живы.
Они сидели под навесом придорожного кафе. Село так себе: зачем сюда ставить части ЭСВ? Зачем их вообще куда-то ставить? У Ритуса новый пунктик. Неужели им мало места в Б..? Нет, подавай ему полигон. Ладно. Черт с ним! Как никак начальство. Можно съездить посмотреть. Посмотрели: захолустье, как и везде! Ни дорог, ни мостов – брошенный полигон, на котором оставалась еще кое-какая техника, что не успел приспособить в личном хозяйстве сметливый русский мужик. Ничего. Вот выпьет и поедет по грибы на БТР. А почему, собственно, нет?
Борис и Влад не спеша потягивали полутеплое пиво, заедали рыбой. Противно, конечно, но все лучше, чем ничего. Возвращаться назад не хотелось. Эх, Ташку бы Воропаеву сюда. Угораздило ее родить. Сидит теперь пялится на дочуру – чего с ней делать.
– Как ты думаешь, кто будет ее кормить? – спросил Влад, имея в виду младенца.
– А фиг ее знает. Может, Ярослав себе грудь отрастит, – хохотнул Борис.
– Да, эта версия мне кажется тоже более вероятной.
– На кой ляд она вообще рожала?
– По неопытности. Думаю, ветром занесло.
Опять взрыв хохота, запиваемый пивом.
– Ну и кислятина.
– Я бы не отказался от Ташкиных анекдотов.
– Я тоже… «Какое рожать – я лопать хочу. Курицу мне!»
Они вытирали выступившие от смеха слезы.
– Таких родов я еще не принимал.
– Я тоже…
– «Одной курицы, пожалуй, может не хватить. Лучше две…», – вспоминал Влад Наташины слова в родовой палате.
