На полигон он вернулся злой на себя, решив, что больше не пойдет к поповичам (так в ярости окрестил их дом). Один вечер и впрямь просидел в кабинете за картами. На второй ноги сами понесли сначала на улицу – Новый год ведь – салют пора или почти пора давать. В десять вечера сел в машину – запрещено что ли проехаться перед сном?
На стук вышла Мария. Борис растерялся.
– Здравствуйте, – сказала она, – с праздником.
– Да. С праздником. Не помешал? Вроде, это семейный праздник?
Мария вышла на крыльцо, плотно закрыв за собой дверь.
– Да. Праздник семейный, но мы не любим его с некоторых пор, – она поежилась от холода. – Идемте в церковь, если вы не против.
Борис был против, но молча пошел за девушкой. Шаги гулко отдавали в тишине.
– Присаживайтесь.
Мария зажгла несколько свечей.
– Тебя не будут ждать дома?
– Нет. Все легли. Я же сказала – мы не отмечаем Новый год. Я вас ждала.
– Почему?
К чему относился вопрос, трудно определить. Мария рассудила по-своему.
– Под Новый год три года назад погибли мои братья – Петр и Павел.
– В Чечне?
– Да. На войне. Они близнецы… Мы любили Новый год. Теперь стараемся делать вид, что… Это очень трудно.
– Еще бы… Как Колька? – Борис был рад заговорить о чем угодно.
– Не могу сказать точно. Сердится. Это чувствуется по наморщенному лбу.
– На кого?
– Сначала на себя, затем на нее.
– А что, женщина не может как-то, ну не знаю, подтолкнуть мужчину?
Борис хмурился еще больше, Мария молчала. Она смотрела на опущенную голову мужчины.
– Я ведь чудная, – сказала она, не стыдясь этого слова.
– Да, – согласился Борис.
– Вам не будет стыдно за меня?
– А тебе?
– Во что вы верите?
– В тебя.
– Я ничто.
– Ты все.
Теперь замолчал Борис, не зная, что добавить – не мастер он на слова.
– Я была уверена, что ни один мужчина не посмотрит на меня как на женщину.
– Почему?
– Я дочь попа, в Бога верую, в церкви молюсь.
– Что в этом плохого?
– Ничего. Борис, можно я скажу о вас своим?
– Не совсем понял, о чем ты?
– Что вы ко мне с намерениями.
– С намерениями?
– Разве нет? Может, я не поняла?
– О каких намерениях идет речь?
Мария снова замолчала, сбитая с толку, опустила голову, как несколько минут тому назад он, и стала рассматривать руки.
– Я все хотел спросить, какое имя тебе больше нравится? – Борис пытался выгнать тишину.
– Мое.
– Да, я понимаю, но тебя по-разному зовут: Мария, Маша, Машенька.
– Маша.
– Я так и думал.
Она все так же рассматривала руки, больше похожие на руки подростка, да и сама она мало чем от него отличалась.
– Что-то я совсем запутался, – собравшись с духом, выпалил Борис.
– Это хорошо, – улыбнулась Мария.
– Что хорошего в том, что человек не может разобраться в себе, своих чувствах, ощущениях, желаниях?
– Сомневаетесь – значит, живете, чего-то желаете от жизни. Сомневаетесь в себе – значит, есть в душе место для других.
– А без проповедей нельзя? – разозлился Борис.
– Простите.
– Дьявол! Тьфу, ей Богу! Ну, что ты, в самом деле… Маша, помоги мне. Я не знаю, с чего начать.
– Я тоже. Вы у меня первый, – в ее словах было столько искренности, что Борису стало не по себе.
– О, Господи!
Он опустился перед ней на колени, взял ее руки в свои и прижался к ним, как к чему-то священному. Положив на ее колени голову, Борис затих, словно ожидая отпущения грехов. Мария аккуратно освободила одну ладонь из его рук, пригладила непослушный хохолок у него на затылке.
– Я несдержанный.
– Это ничего.
