Я удивленно смотрела на этого пропитанного криминалом мужчину и в моей голове крутилась только одна мысль – я никогда бы не подумала, что у человека с самого дна общества могут быть такие чувства, простые человеческие чувства – привязанность, переживание, боль за близких. Мне такие люди всегда казались непрошибаемыми, шагающими по головам всех, даже самых родных, а оно вон как оказалось.
− Ну что, поможешь? – спросил Туз таким тоном, который с головой выдавал то, что он очень сильно сомневался в том, что я отвечу согласием.
Я открыла свою сумку и достав оттуда блокнот и ручку положила их на стол, и пододвинула в сторону Туза.
− Пиши все, что знаешь о сыне и своей Галине Скворцовой. Все до мельчайших подробностей. Если мальчик где-то в детдоме в Москве, я его найду. Ну, а если нет, то по максимуму узнаю о его матери все, что смогу, − проговорила я.
На лице у Туза появилось выражение благодарности и хлопнув в ладоши он быстро сел за стол. Бегло нацарапав на листке бумаги адрес Софьи, к которой я должна была обратиться, и черкнув пару строк от себя, он вырвал листок из блокнота и протянул мне.
− Это тебе. Найдешь Софью, на словах передашь, что должок закрыт будет, если она тебе поможет,− сказал со счастливым видом Туз и принялся писать информацию о своей женщине и сыне. – А это все про моих, − проговорил он и протянул мне свои записи.
Я взяла в руки блокнот и быстро пробежалась глазами по ровным строчкам текста, отметив для себя, что Туз хоть и вращался в криминальных кругах, но писал он очень и очень грамотно, что для такого рода людей в наше время было более чем необычно.
− Туз, а ты откуда-то сам? – прищурив глаза спросила я мужчину.
− Я из репрессированных. Обречен по рождению так сказать, − грустно проговорил мужчина. − Мой отец занимал высокую должность ранее при царе, затем был выслан и расстрелян. Нас с матерью не тронули каким-то чудом тогда, но жизнь попортили. Мать не прожила долго после расстрела отца и померла. Меня забрала тетка. Потом и она померла. Я оказался на улице и попал в банду Косого. С того самого времени и веду такой образ жизни, − закончил рассказ Туз.
Я с грустью кивнула головой и подумав спросила:
− Ты в Польше был? Знаю банда Косого гастролировала в свое время и там невесть каких дел натворила.
− Был и в Польше. В Кракове, Варшаве, да и Познань не минула нашего внимания, − скривив губы в усмешке проговорил мужчина.
− А язык ты знаешь?
− Знаю. Польский, немецкий, французский, − ответил мужчина, проговорив несколько фраз с довольно-таки хорошим произношением на каждом из языков. – Батя с матерью много сил в меня вкладывали. Я у них единственный сын был, наследник. Учили меня с самих пеленок. Сколько и помню себя, вечно что-то учил со своей гувернанткой. Как сейчас помню ее тощую, сухую фигуру, неизменные очки на носу и волосы, стянутые в тугой пучок на затылке. И ее коронную фразу: «Игорь Михайлович, будьте так добры, не шалите, а то выпорю и заставлю учить на два абзаца более, чем положено». Так и жил − учеба, строгость и контроль. А потом, − махнув рукой закончил рассказ Туз, давая понять, что все пошло под откос.
− И братки у тебя остались знакомые в Польше? Такие, чтоб надежные, есть? – не переставала расспрашивать я Туза.
− Остались и надежные. А тебе это зачем, конфета? – прищурив глаза спросил мужчина, беря в рот спичку.
− Да так, интересно. Да и смотрю на тебя, и твоя внешность совсем не вяжется у меня с твоим поведением, − ответила я и положив в сумку блокнот и записку вытащила карты и положила на стол. – Ладно, а теперь давай покажу, как я дома отточила то, чему вчера у тебя научилась, а затем далее продолжим мое обучение.
