— Тех самых, — устало выдыхает Лазарев и горбится, словно на его плечи обрушился тяжелый камень. — Номинально — у нас контрольный пакет.
— Да, Олег говорил, — ошарашенно лепечу я и тянусь к пустой кружке. — Ничего не понимаю.
Лазарев долго промаргивается, словно пытается убрать с глаз невидимую пелену. Растирает лицо и шею руками, то и дело кидая на меня косой взгляд. Что-то взвешивает, словно думает, можно ли мне доверять.
— И зачем я тебе все рассказал? — наконец, стонет Лазарев и ерзает на стуле. — Короче, если коротко, из того, что я сам понял. Шершнев планировал, что твой отец после выздоровления вернется к делам компании. Ему ни к чему еще один бизнес, он и так выжатый лимон. А я планировал, что вы благополучно сойдетесь и никакой сделки между нами не будет.
— Если бы ты не влез — может быть так бы все и вышло, — язвительно шиплю, подавшись вперед.
— Придержи яд, змеюшка. И, чтобы прояснить, за то, что я влез, извинений ты точно не получишь, — Лазарев зло стреляет взглядом, а я невольно отшатываюсь.
Заметив мой испуг, Лазарев скрипит зубами и выпрямляется, демонстрируя открытые ладони. Я с опаской кошусь на него и, убедившись, что Женя спокоен, принимаю прежнее положение.
— Я сделал так, как считал нужным, — бурчит Женя и складывает перед собой руки. — Ты не видела Олега после того, как растоптала его перед всеми, а я еще очень долго был с ним рядом. Пока он не свалил из Москвы в Краснодар. И даже тогда, я то и дело мотался туда. Вытаскивал его из наркотической комы. Чего там только не было, Лена.
13. Глава 13
Слова Жени о прошлом Олега острой иглой вонзаются в сердце.
Лазарев перебирает пальцами по столешнице, пока я пытаюсь прийти в себя.
Наркотическая кома?
Где она, и где Шершнев? Они же из разных вселенных.
В груди неприятно жжет. Мы никогда не говорили с Шершневым о том периоде.
— Расскажешь мне? — робко спрашиваю, а затем прочищаю горло.
Лазарев задумчиво покусывает разбитую губу. Его взгляд тускнеет, когда он погружается в воспоминания.
А я медленно дышу, словно лишнее движение выжжет весь кислород, оставшийся в комнате.
— Нечего рассказывать, — морщится Лазарев. — Днем он работал где придется, в основном таскал какие-нибудь тяжести. Собирал деньги на свою идею. А ночью играл в клубах.
— А мне сказал, что уже давно не играет, — задумчиво тяну, ловя каждое слово.
— Может оно и так, Лен. Для Олега это было сложное время.
— Подожди, но как он тогда собрал денег? — недоуменно хлопаю ресницами. — Обычный музыкант и грузчик. Ему лет двадцать потребовалось бы, чтобы скопить что-то приличное.
— Да, ты права. Будь он обычным музыкантом, — хмыкает Лазарев и загадочно улыбается.
— Не понимаю.
Взгляд Жени теплеет, а на щеках появляются ямочки.
— Там девчонка, не вспомню уже, как звали, настояла, чтобы он постригся и снял очки. Где-то через месяц его шатаний. Они случайно познакомились — он заменил гитариста в какой-то местной группе. Что-то ее зацепило в Олеге. И она взялась за него всерьез.
Все это было очень давно, но мне не приятно даже то, как Лазарев о ней говорит. Жар ревности ударяет в лицо, окрашивает щеки в красный. Лицо пылает. Невольно поджимаю губы.
Мысль, что у Олега была с ней связь, заставляет вертеться на месте, как ужа на сковородке.
— Такая, мелкая, но бойкая до жути. Воробья мне напоминала. Вечно взъерошенная, скачет что-то, и чуть что — сразу клювом по башке. У меня от нее мурашки шли. Она сказала — Олег решил.
