Вздох облегчения вырывается из груди, пока я с удивлением рассматриваю Виталия Петровича. Неужели повезло? Прихожу в себя.
— С малышом все в порядке?
— Переливание? — Шершнев хмурится.
Виталий Петрович обреченно стягивает очки и кладет их на стол. Чувствую себя двоечницей, которую строгий учитель пристыдил за смех на последней парте. Мнусь, вновь и вновь оглядываюсь на дверь.
— Меня больше беспокоит ваш гипертонус, — проигнорировав наши вопросы, он зажимает дужку очков. — Вижу, что вам назначен курс необходимых препаратов, включая успокоительные. Только не понимаю, почему они не работают. Рекомендую посетить психотерапевта, и лечь в стационар.
— В стационаре я точно перенервничаю, — поджав губы. — У меня папа серьезно болен. Если попаду в больницу, а родители узнают о моем состоянии, то мне никто не скажет…
Слова путаются, вязнут в потоке мыслей и скопившейся во рту слюне. Всхлипнув, прижимаю ладонь ко рту, затем запрокидываю голову. Главное — не разреветься здесь.
— Согласен, — задумчивый голос Шершнева пробирается шторм неукротимых мыслей и эмоций. — Устройте Лене условия стационара дома.
— Нет, Олег Константинович, вы меня не услышали, — настойчивость в голосе Виталия Петровича намекает на бессмысленность спора.
Обреченно склоняю голову.
— Нет, — испуганно оборачиваюсь на Шершнева.
Он спокоен как удав, расслаблен и уверен в себе. Не терпит отказа. Вновь смотрю на врача, но с некоторой гордостью за моего мужчину.
— Это вы меня не услышали, Виталий Петрович. Я жду варианты, а не оправдания.
Тишина растягивается. После минуты молчания Виталий Петрович трет переносицу и вновь переносит внимание на монитор.
— Что-нибудь придумаем, — бросает в ответ.
4. Глава 4
— На каком сроке делают ДНК тест? — вопрос Шершнева застает врасплох.
Морщусь от неприятного ощущения. Меня тычут в лужу, которую я не делала, словно котенка. Оборачиваюсь, сминаю в кулаке пустой пакетик сахара. Он с невозмутимым видом расправляет крышку на картонном стаканчике из-под кофе.
— Почему в больнице не узнал? — шиплю в ответ, затем оглядываюсь по сторонам.
Стоящий рядом мужчина заинтересованно щурится. Низкая полная женщина в солнечных очках что-то шепчет ему на ухо, а потом тычет в нашу сторону.
Ежусь. Никогда бы не думала, что окажусь в такой ситуации.
Не уверена, что вопрос Шершнева прозвучал так громко. Но от взгляда незнакомцев становится некомфортно.
Расслабься, Лена. Просто они вас узнали.
Дело не в том, что он сказал. Успокоительная мантра не помогает. В ушах поднимается гул. Кручу головой сильнее. Кажется, что все люди на заправке смотрят только на нас. И каждый слышит, о чем мы говорим.
Стая невидимых муравьев забирается под пуховик и маленькими лапками топчется по воспаленной коже. Глубокий вдох не дает ощутимого результата, облегчение не приходит. Сжимаюсь, чтобы спрятаться от безжалостных взглядов толпы.
— Третья колонка, девяносто пятый заправилась! — спасительный голос кассира в красной кепке отвлекает незнакомца со спутницей.
— Чего на улицу не заорал? — бурчу и двигаюсь поближе к Шершневу. Цепляюсь за рукав его пальто и на всякий случай натягиваю на лицо ослепительную улыбку. — На нас все пялятся. Желаешь стать героем желтой прессы?
— Я мелькаю там на постоянной основе — Шершнев подносит стаканчик к губам и морщится после глотка. — Ты не ответила, что с тестом?
Подхватываю его под локоть и под собственный смех тяну к выходу. Если ему плевать на репутацию, то мне нет. Оказаться под натиском журналистов — это не предел мечтаний. Последнее время моя семья на своей шкуре познает прелести жизни знаменитостей.
