Ну не-е-ет, дорогая, со мной это больше не прокатит!
А ведь действительно, за месяц с небольшим я даже засыпать разучился, предварительно не узнав, как прошёл Лерин день. Не оттого что в штанах зудело, как с утра написал – просто тянет о ней заботиться. Без единой пошлой мысли. Так не бывает, но я, кажется, запал на совокупность сообщений из интернет-переписки. Лера как-то по-особому складывает слова, одним расчётом так не подберёшь, только сердцем.
Господи, бред какой: сердцем, за-бо-тить-ся…
О ком – о ней?!
Потому и жжётся смолой, что подделка всё. Кто мы друг другу? Никто. Точка. Закончу с ней и забуду как страшный сон. Мне не впервой воевать с упрямством памяти.
– Так отпусти, – словами режет по живому, и я физически ощущаю её страх.
А хрен тебе. Передёргиваю плечами, с удовлетворением отмечая, как её пугает вид моих татуировок.
– Мы что реально едем к озеру?
Её дрожащий шёпот неслышно за припевом. Я считываю его краем глаз по губам и едва не рычу, так хочется виновато пожать плечами – мол, чем тебе озеро не угодило? Какая разница где?..
Обругав себя, переключаю следующий трек и с удовлетворением мысленно подпеваю:
«Мы идеальная пара – я без эмоций, а ты без одежды…»
То, что надо. В зад эмоции.
Погнали.
– На выход, красавица, – заговариваю, открывая центральный замок.
Лера нащупывает дверную ручку. Дрожит, прячет глаза, вся открытая как на ладони – сбежать попытается.
Я только лыблюсь, качая головой – «Зря. Только не от меня…»
12. Соскучилась?
Впервые со смерти Звягина мне доводится плакать так, что распухшим носом не вдохнуть не выдохнуть. Саднящее горло сковывает ритмичными судорогами. Я задыхаюсь. От злости на себя, от унижения, от мрачного злорадства. Заслужила же! Каждый миг позора – плата за предательство.
Я ведь день за днём проживала, боясь упустить хоть одно незначительное воспоминание. Оберегала от лап времени ласку каждой улыбки, глубокую нежность каждого взгляда, слушала на повторе его последнюю песню – надрывную до мурашек, словно пророчащую прощание – и до дрожи в пальцах боялась забыть, как сияло любимое лицо, когда он пел её для меня. Мой солнечный добрый Виктор никогда бы такое не сделал.
Стоит прикрыть глаза, и против воли представляю, как он смотрит: разочарованно, с осуждением за то, что разменяла наши высокие чувства, доверившись первому попавшемуся проходимцу. Извращенцу. Психопату!
Гул мчащейся навстречу Ауди отрезвляет, сменяя моральные терзания тянущими спазмами под ложечкой. Вокруг, как назло, ни кустика, чтоб затаиться, только двойная колея просёлочной дороги, озеро и грифельная вязь далёких крон на фоне темнеющего неба. Сердце бьётся бешено, наперегонки с мыслями, прикидывающими возможную цель его возвращения. Замешательство перерастает в панику, потому что ничего хорошего ждать не приходится.
– Летишь навстречу, мотылёк. Соскучилась? – высунув локоть в окно, Беда улыбается, криво и совсем не весело, а после морщится, будто следующие за этим слова жгут ему язык. – Тебя до города подбросить?
Предложил бы сразу – на тот свет.
– Спасибо, ты меня уже раз подбросил. Сама доберусь.
– Как хочешь. А вообще, тебе везёт, у меня сегодня отличное настроение. Пожалуй, даже слишком – так и тянет помогать убогим.
– Оно и видно – альтруизм прям распирает. Меня уже забрызгало от пяток до макушки.
Поджав губы, одёргиваю пониже приспущенную с плеч куртку и внутренне готовлюсь к очередному унижению. Вряд ли я способна выдержать ещё хоть одно испытание, просто стою в прострации сотрясаясь от холода и радуюсь, что обледеневшие ступни давно уже не чувствуют ни камешков, ни кочек – значит, дойду и босиком.
