Он очень любил это время, когда никто не отвлекал от мыслей, а шум города за окном таял и, с опустившимися сумерками, вовсе сходил на нет. Лишь иногда клаксоны автомобилей нарушали тишину, но и они были органичным составляющим наступившего покоя, подтверждая, что жизнь не умерла, а замерла, чтобы с первым лучом солнца воскреснуть вновь.
Погружённый в работу, Пётр Гаврилович не обратил внимания, как в дверь поскреблись. Спустя короткое время одна из створок приоткрылась и лёгкий скрип заставил его приподнять голову. В проёме двери стояла девушка. «Боже, – подумал он, – что же так поздно?» Но вслух не сказал ничего, историк всегда был очень тактичным человеком. Во всяком случае, таковым его считали знакомые и коллеги.
– Проходите, готовьтесь. Если готовы, то подождите пару минут, мысль завершу…
Девушка прошла к приставному столу, поставила на него сумочку, какое-то время что-то искала и, судя по всему, не находила.
Пётр Гаврилович аккуратно сложил листы бумаги, отодвинул их в сторону. Настольная лампа мешала ему рассмотреть девушку, она показалась ему не очень знакомой. А ещё он увидел, что она выгодно отличалась от других студенток тем, что на лице её совсем не было косметики. Да и юбка с блузкой были простого кроя. А своей ладной фигуркой она напоминала деревенскую пастушку с гравюр старых мастеров.
«Сейчас узнаем с какого потока», – он потянулся за зачётной книжкой.
Девушка подошла к нему вплотную, взяла его протянутую руку в ладони и приложила к своей груди:
– Я забыла «зачётку» дома.
Он смотрел на неё, а она смотрела ему в лицо, не отводя глаз.
– Вы ведь не прогоните меня и дадите мне возможность ответить хотя бы на один вопрос? – она взяла за запястье его вторую руку. На её лице не было и капли кокетства или вульгарности. Он бы даже сказал, что оно было бесстрастно. Но это было не так. Её зрачки расширились, а на скулах проступил лёгкий румянец, что свидетельствовало об определённой степени волнения. Наверное, со стороны всё выглядело очень нелепо: сидящий в кресле мужчина в годах и юная девушка с его, прижатыми к груди руками. Но он находился в каком-то параличе тела и разума, утратив возможность анализировать то, что с ним происходит. Пётр Гаврилович чувствовал её упругую девичью грудь, видел стройные ноги из-под короткой юбки. Сотни студенток ежедневно мелькали у него перед глазами, но он никогда не обращал внимание на их бёдра и талии.
Историк молча поднялся. У незнакомки было красивое лицо с правильными чертами. Он не мог рассмотреть в полумраке лампы цвет её глаз, но именно они были доминантой, превосходя и чувственный рот, и нежный подбородок.
Неуловимым движением она стянула с себя трусики и, опрокинувшись на стоящее рядом кресло, увлекла его за собой…
– С чувством жгучего стыда
я, чей грех безмерен,
покаяние своё
огласить намерен.
Отпусти грехи, отец,
блудному сыночку.
Не спеши его казнить –
дай ему отсрочку…
Когда всё закончилось, она шепнула ему на ухо:
– Надеюсь, я ответила на первый вопрос?
Пётр Гаврилович, запыхавшись, ничего не сказал, лишь утвердительно закивал головой. Вечерняя гостья поправила юбку, одёрнула блузку, подошла к столу, чтобы забрать сумочку и, не оборачиваясь, от двери, кротко произнесла, прежде чем прикрыть за собой дверь:
– Хорошо. Доброй ночи. Завтра я приду отвечать на второй вопрос.
Пётр Гаврилович, ошалело посмотрев ей вслед, хотел напомнить о зачётной книжке, но она уже растворилась в тёмно-синем мраке институтского коридора.
