Но мать заметила что-то неладное.
– Мама, как Ольга себя чувствует? Не заболела?
– Нет, всё хорошо. Устала на барахолке в толчее.
– Может, не надо было её туда водить-то?
– Ну, дела у меня. Лорке вот платье надо было купить. Куда мне Ольгу деть-то? Да, ничего, отдохнёт, поспит, всё пройдёт.
Ольга еле дождалась, пока мать дочитает ей любимую сказку на ночь, свернулась калачиком и отвернулась к стене. Она не смогла бы рассказать матери, что в её сознании произошла странная пугающая подмена. Мир вокруг неё оставался таким, как прежде, а вот её отношение к нему поменялось на противоположное. Теперь он казался ей чужим и враждебным!
На следующий день мать заметила странное поведение дочки, когда они шли по улице в сельпо. Мать вежливо и дружелюбно здоровалась со всеми встречными соседями, а Ольга опускала глаза, сжималась, жалась к матери и старалась побыстрее пройти мимо человека.
– Олечка, надо с соседями здороваться! – напомнила Нина.
– Нет, они чузые! – буркнула девочка.
– Кто чужие? Я их с детства знаю!
– Они не наши!
– Не понимаю! Со всеми надо здороваться!
– Нет! Чузые!
Так мать ничего не смогла объяснить дочери, а с этого момента радостная и беззаботная Ольга «исчезла». Иногда она веселилась, резвилась, но проскальзывала скрытая закрепощённость, как бы смех сквозь слёзы. Мать не знала, что бабушкина «наука» открыла дверь духам недоверия, которые своей тьмой заслонили от неё радостный цветущий мир, отгородили от открытого радостного общения на долгие 30 лет.
Вот это была первая реальная трагедия для Ольги!
Хмурая и злая старуха действовала на Ольгу подавляюще. В её присутствии она переставала прыгать и веселиться, как обычно, тихо играла у своего ящика с игрушками, сидя на лоскутном одеялке на полу, не шумела и не пела. Больше тянулась к Лоре, которая училась в восьмом классе у по утрам уходила в школу. Она пугалась бабкиных окриков и сердитого голоса.
Мать работала бухгалтером в Центральном сбербанке в центре Читы, и пока она добиралась домой на окраину пешком, если не было автобуса, наступал поздний вечер.
Как-то вечером она увидела Ольгу слабой и больной, лежащей неподвижно на кровати.
– Простудилась наверное, – констатировала бабушка. – В русской печке бы попарить.
– Подождите, мама, сейчас посмотрю.
Нина осмотрела дочь.
– Ну, точно, ангина!
Заболевание привязалось к Ольге давно, когда она была пышной розовенькой восьмимесячной пампушкой.
– Ой, какая хорошенькая! – часто говорила соседка, забегая в комнату Нины то за солью, то за заваркой, а то ещё за чем-нибудь. – Можно я её подержу?
Она брала Ольгу на руки, целовала в пухлые щёчки и губки, весело смеялась и сюсюкала с ней.
Через месяц поднялась высокая температура, покраснели и наполнились гноем миндалины, и врач определил ангину. Нина елё-еле выходила больную дочку. Она смазывала ей горло ваткой со стрептоцидом. Ольга вертелась, но терпела. Несколько ночей Нина не спала, сидела у кроватки мечущейся в жару дочки. Когда ей стало лучше, она встретила соседку и рассказала, как Ольга тяжело перенесла ангину.
– Ничего страшного, – сказала та, – У меня ангина всю жизнь! Как-то живу!
Мать ничего не ответила ей, только с горечью подумала, что так бездумно отдала ребёнка в руки больной полу-знакомой женщины, которая на всю жизнь искалечила её дочь.
С того времени Нина стала закрывать дверь в комнату на крючок, и больше никогда не давала Ольгу на руки соседям. Сама она стала замкнутой и подозрительной. От весёлой и общительной Нины не осталось почти ничего.
