Юлиан смотрел на меня с портрета как-то слишком осмысленно, будто упрекал за излишнее погружение в воспоминания, а это было нам обоим не свойственно. Да уж, без него меня крючит, это очевидно. И я никак не могу сосредоточиться на выборе подарка. Сложно решить, что подарить тому, у кого, на первый взгляд, все есть и кому, кажется, ничего больше и не нужно.
Я встала, сняла пиджак и снова залезла в свои черные шмотки. Иногда мне кажется, что я похожа на кровопийцу, не хватает только клыков. Уже давно пришла к выводу, что мир, в котором нам приходится жить, идеально подошел бы для вампира. Но я не вампир. Должно быть, все мои проблемы от этого.
Вампиры были бы в восторге: их не только не загоняет под землю палящий свет, но и ожидает толпа слабой биомассы, не способной себя защитить. Если бы они существовали, давно вышли бы из сумрака и превратили бы нас в скот. Учитывая, что умственным трудом могут заниматься не больше двенадцати процентов счастливых обитателей Города, то есть где-то три с половиной тысячи человек, и всех нас давно уже поработили, было бы не так плохо приносить пользу и хотя бы служить кому-то пищей.
Оставив пиджак лежать на кровати, я возвращаюсь в гостиную, к неоновой лампе, дивану в форме губ и скучным стенам. Я снимаю с окна сетку и смотрю на уличные фонари. Жаль, что нельзя силой мысли заставить их исчезнуть, чтобы они не освещали все это однообразие, – мы сэкономим электричество.
Я смотрю на улицу, и мне хочется, чтобы пошел дождь. Я включаю экран, лезу в настройки своего проектора. С меня снимают триста тридцать восемь баллов, и капли начинают шуметь, разбиваясь о несуществующий подоконник. Я открываю окно, высовываю руку и не ощущаю ничего, кроме щекочущей пустоты. Мне не хочется тратить еще пятьсот шестнадцать баллов на тактильные ощущения, и я просто двигаю пальцами, представляя, что дождь мочит мою кожу. Проектор был забавной игрушкой лет семь назад, когда только появился, но потом все наигрались в дождь, снег, туман и слякоть и бросили. Услуга предлагала погодный спектр, похожий на зимнюю британскую глубинку или запоздалую весну в Норвегии, какими они показаны в старом европейском кино, – других опций программа не предлагала.
Меня снова поманил диван. Я лежала какое-то время, дергая правой ногой, которая на нем не помещалась и свисала, почти касаясь пола. Хотелось пива и чипсов. Чтобы достать настоящие чипсы, которые несколько лет пролежали в морозильниках у контрабандистов, нужно изрядно попотеть. Но чипсы-таблетка не дают такого аутентичного эффекта деградации. То же самое с пиво-таблеткой, которую растворяешь в воде. Мне становилось скучно. Вечер превращался в один из тысячи таких же вечеров дома. Осталось всего несколько часов до конца долгожданного выходного, но грустная правда в том, что мне абсолютно нечем было их занять.
– Тина?
Она моргнула, выпрямила спину и посмотрела на меня.
– Знаешь, что я сделаю? Я заменю тебя на олдскульную – да, по-настоящему олдскульную домашнюю колонку Google Home. Ту, которой уже сорок с лишним лет. Найду у барахольщиков. И она точно будет работать лучше, чем ты. И ведь даже нет смысла объяснять, все твои настройки все равно летят к чертям. Но я не с целью задеть. Ты же все равно ничего не чувствуешь.
– Я чувствую больше, чем ты.
– Какое самомнение.
– И хорошо тебя знаю. Сколько ни крути переключатели, я все помню.
