Без ума от диско - страница 36

Мозг снова начал распухать и давить на череп, беспорядочные мысли носились в вакууме, оставшемся после извлечения чего-то важного. Все ощущения казались какими-то чужими. Я была словно в консервной банке, которую вот-вот сдавит мусорорасщепитель.

– Давай все-таки проясним ситуацию. По официальной версии я поскользнулась и уж очень неудачно ударилась головой, это мне понятно. Но раз уж мы здесь, где никто не смотрит и, надеюсь, не слушает, – намекнула я, осматривая стены, – то я не буду строить из себя дуру. Я чего-то не помню. Я это вспомню?

– Нет.

– Если можешь, передай мою благодарность агенту, который с таким старанием вычищал из моей памяти все лишнее. Безупречная работа.

– Я сам этим занимался.

Чувство непреодолимого дискомфорта разлилось по телу, такое же чужое, как и все остальные. Будто кто-то вдоволь порылся в моем грязном белье, и не просто кто-то. Я обхватила плечи руками и согнулась так, что мы с Симоном уже были одного роста.

– Ты можешь хотя бы намекнуть, что я такого сделала? – рискнула спросить я.

– Ты сделала глупость, большую. Больше ничего сказать не могу.

Я села на диван и уставилась в пол, но потом подняла голову и стала внимательно разглядывать интерьер, пытаясь запомнить его как можно лучше. Скоро здесь все изменится, и это место превратится в комнату для выговоров, если я вообще сюда еще хоть раз попаду. Скорее всего, все-таки попаду – когда Симон внезапно решит пригласить всех к себе на очередное ежегодное собрание.

– Может, послушаем музыку? – предложила я.

– Как-то не хочется.

Что-то подсказывало мне, что он уже никогда не захочет, и мы больше никогда не станцуем под евродиско, выключив весь свет в доме и периодически врезаясь в кресла, столы и двери, никогда не упадем на пол, запутавшись в собственных ногах. Ни-ког-да.

Вообще-то, когда все было всерьез, с включенным стробоскопом и музыкой 5D, мы достигали такого уровня, что могли бы участвовать в танцевальных соревнованиях, если бы такие существовали. Дело в том, что у нас была суперспособность – двигаться абсолютно синхронно, не тратя долгие часы на разучивание движений. Все получалось само собой, нужно было лишь задать ритм и пару раз отрепетировать. Может быть, это стоит занести в список самых ненужных талантов, но все равно было весело. Весело даже не то слово. Было хорошо. Уходили одновременно и пустота, и одиночество, и страх, все становилось красивым и понятным, обретало смысл, если можно так выразиться, и мне было намного проще выносить существование. Нога вправо, руки вперед, потом назад и поворот, и так снова и снова, и из головы испаряется вся гадость. На какое-то время, конечно. Эффект дольше, если заранее проглотить парочку коктейлей с XX3 или любой химией предыдущих поколений. Но это не повторится. Или все-таки шанс есть?

– Прямо сейчас идет рассмотрение твоего дела. – Симон включил экран и уточнил время. – Штраф не будет строгим. Я со всеми договорился.

– Так странно… Когда я только начинала работать на пенитенциарную систему, меня уверяли, что меня саму наказывать не будут.

– А тебя и не наказывают по-настоящему. Могло быть намного хуже.

Снова повисла тишина. Эта вязкость беззвучного пространства вызывала у меня необъяснимую панику, именно поэтому я почти все время слушала музыку. Но здесь, когда разговор еще не был окончен, я не могла просто взять и подключить наушники. Вообще, существовало много разновидностей тишины, и пустоты тоже, и я была экспертом в их разграничении. Есть тишина, которую не заглушить мелодиями, даже если выкрутить динамик на максимум, и, видимо, в будущем она будет встречаться мне все чаще, так что мои девять тысяч треков в избранном перестанут приносить пользу. И я больше не смогу перетаскивать плейлисты Симона к себе в базу. Что я знала точно, так это то, что он никого никогда не прощает: стоит один раз утратить доверие, и ты навечно в черном списке. Так было с другими. Шансы, что со мной будет иначе, небольшие: может быть, он сможет выжать из себя жалость, но надолго ее не хватит, нужно будет искать способы ее подпитывать. Давить на жалость – это почти всегда помогало, все-таки это одно из очень немногих чувств, которые люди ко мне испытывали, и самое мощное из них.