Бездомный - страница 32



Пиши мне Костик на деревню, адрес оставляю. Туда почтальонша заходит раз в неделю, и в дом моих родителей раз в две неделе, потому как тот-то дом на горе, а наш на отшибе. Не знаю, долго ли письма будут к тебе лететь, ну да ведь наше свидание теперь не скорое. А я, как в сентябре в Москву вернусь, новый свой адрес тебе сообщу, можно и на Главпочтамт писать, до востребования. Как прошлым летом ты мне писал, когда в Саратове страховку за сгоревший дом дожидался, и выехать с родного пепелища не мог.

Жду тебя и надеюсь, что вернешься ты из земель обетованных живым при капиталах. Без них, ты как в России бездомным был, так и останешься. И никакие новоявленные ипотеки нашу любовь не спасут.

Твоя Женя.


29 апреля

Дорогая Женя!

Получил твое письмо. Дали мне последнюю возможность в монастыре на Интернет выйти. Но ответ тебе пишу уже из другого места, однако, обо всем по порядку. Понимаю, что не было у тебя времени растекаться мыслями насчет моего внезапного отъезда за океан, и что вернулась ты в Москву только для того, чтобы чемоданчик на лето в деревню собрать – но и то хорошо, что ладно. У меня же новостей за две недели хватает.

Во-первых, была у меня в Бостоне первая работа. Та самая, в русском магазине, где ребята из Пскова трудились. Место это, впрочем, не в самом Бостоне, а в Ньютоне – от монастыря четыре остановки на трамвае, – Зеленая ветка подземки за городом из-под земли выходит и превращается в трамвай. Богатое это местечко, Ньютон, каменные особняки во все четыре стороны. Хозяин магазина из Киева, в Америке десять лет, а дядя его, древний старичок с трубочкой, попал сюда после войны, во время великих перемещений народов в Восточном полушарии. Теперь, правда и он с трудом передвигается, старость – не березовый сок, но долго мне рассказывал, как после войны он за океан перебирался, сначала пешком через всю Европу, а потом в трюме парохода в сундуке с полотнами немецких живописцев. Рассказывал свою историю, и при этом повторял, “победителей, хлопец, не судят, а вот побежденных осуждают”.

Только короткая первая работа у меня вышла. На третий день хозяин мне сказал, что бизнес у него пошел на спад, потому что рядом с их магазином вчера открыли большой супермаркет. Так что собирается он свой магазинчик перебазировать в другое место, может быть, не такое спокойное и достаточное, как Ньютон, но зато, в смысле товарооборота надежное. Работал я с двумя поляками. Они и по-русски прилично говорили, и по-английски складно. Только по- русски они со мной сразу перестали разговаривать, заявили, что по- английски с москалями в американских краях им проще общаться. В общем, не знаю, почему именно меня уволили, а не поляков, которым и платили больше, чем мне, но, как сказал Виктор из Белоруссии, в их магазине повар из отдела кулинарии, “увольняют в Америке быстро, в рабочем порядке и без обходных листов”. Вот на меня это правило и распространилось, как говорят “last in, first out” – в том смысле, что последним ты пришел и первым выскочишь. Вызвал меня хозяин к себе в офис, деньги в конверте вручил и говорит: “Брал я тебя, Ефимов, с расчетом на долгий срок, но всего не рассчитал, так что вот тебе расчет”. Замысловато выразился, впрочем, яснее не бывает. И когда я конверт распечатал, то денег там оказалось больше, чем положено. Должно мне за три дня было сто двадцать баксов прийтись, а пришлось сто пятьдесят, на что хозяин мне сказал, что надбавка эта вроде компенсации за неожиданность, все- таки неожиданно он меня увольняет. В общем, не оправдался мой расчет на работу грузчиком по образу и подобию псковских ребят. Рано я, стало быть, губу на гараж с минимальными жилищными удобствами в Дорчестере, где по ночам постреливают, раскатал.