Бездонка - страница 3



рзых» киношников, примолк под суровым взглядом бывшей гражданской жены. Именно, – бывшей. С приятным томлением в груди, верзила Бу понял: Лина в эту же ночь переберётся в его палатку. Молчаливая схватка самцов закончилась, даже не начинаясь. Самка выбрала другого. Геолог был заносчив, красив и холоден, как древнегреческое божество в мраморе. Более других он любил самого себя. Милой, женственной самке захотелось возвышенного, земного чувства, а не холодного совокупления с атлетом, чтобы на утро с затаённой гордостью красоваться перед подругами от обладания этим шедевром природы. Лина пожелала подчинения животной силе неуклюжего, неукротимого любовника, каковым ей показался здоровяк Бу, со скрытыми эмоциями, которые волнительной дрожью сотрясали уже тело и душу обоих. Бу Ван впервые в жизни ощутил в замерзшей душе потепление, испугался ребяческого трепета сердца и всего организма. Верзила влюбился.

Сосуд для слёз

Им не суждено было даже обняться на прощание. В ту ночь у костра девушка тихонько спросила счастливого обладателя «сосуда для слёз», цена которому, на нелегальном рынке в столице, по самым скромным, «полевым» оценкам, могла «зашкаливать» тысяч за десять долларов:

– Думаешь, там сохранилась хоть капля?

– Вряд ли.

– Вода, говорят, хранит информацию вечно, – прошептала образованная Лина. – Слёзы плакальщиц – уникальное хранилище инфы12 прошлых веков.

«Китаец» Бу Ван небрежно встряхнул драгоценный, глиняный пузырёк, предположительно, третьего века до нашей эры, встряхнул, как обычную бутылку пива, чем вызвал вздох возмущения копателей, двое из которых были по профессии археологами.

– Вскрываем? – переспросил Бу, будто сделал в голову контрольный выстрел сомнений.

– В прошлом сезоне, – промолвила Лина, неуловимо повела головой в сторону насупленного, мрачного атлета, лежащего на земле близ костра, – Тимка поднял со дна моря греческую амфору, – шёпотом продолжила она, как бы молчаливо поощряя вскрыть и этот древний сосуд. – Вино прекрасно сохранилось. Всей экспедицией пробовали терпкое, тягучее, хмельное… пойло. Вино с выдержкой в тысячи лет. Прикинь? Три или четыре тысячи лет! Вот это выдержка, я понимаю!.. Мы были бесконечно счастливы в ту ночь. Плавали во сне и наяву, бестелесные, вне времени и пространства.

Лина могла вот так запросто, своеобразно и неожиданно, свернуть с романтического бреда на грубые фразочки – «пойло» и «прикинь». Тем она и была привлекательна, непредсказуема и желанна.

Тёмные сливы её глаз влажно мерцали, переливались огненными отблесками костра.

– Вскрываем? – в который раз требовательно повторил Бу, хотя сам сомневался в правильности своего решения. Лина слегка качнула головой, поощряя на безрассудный и безответственный, для настоящего археолога, поступок.

По-солдатски грубо верзила раскрошил перочинным ножом окаменелую смоляную пробку. Из горлышка сосуда неприятно пахнуло затхлым духом заплесневелой перины вечности. Лакримарий был пуст.

Расстроенные копатели расползлись по палаткам, затаили большое презрение к разрушенной тайне, так бездарно попранной чужаком. Разочарованная и отчуждённая, Лина предложила Бу Вану прогуляться под звёздами. Они выбрели в синюю подлунную степь, устеленную чёрными, колючими шкурками ежей. Чтоб не поранить подошвы ног о щетину пересохшей травы, верблюжью колючку и сорняки, девушка впервые обула изящные кожаные «римские» сандалии. С удовольствием, приятным томлением в груди верзила Бу стоял перед ней на коленях, помогал обвить её тугие икры ног кожаными ремешками.