Звук отборной моряцкой брани, как лава исходил из жерла вулкана. Она вливалось в душу через трещину самообладания, в месте на груди, куда гневно толкнул старшина. Их тройка никогда не подводила уговор команды. Число прибывших и убывших сходилось. Три года уговор шел безотлагательно. А моряки, участвующие в системе, имели возможность выйти на ночь, с разрешения старшины.
Оплошность в цифрах скажется на запланированном посещении завтра кинотеатра. Но не это тяготило Георгия. Старшина знает все на палубе. Оттого и сразу понял, кто из сменщика проспал самовольщиков. Гера произнес ему имя своего друга. Не предал, не подставил, всего лишь сказал, кто стоял в часы «недочёта».
Надо быть чуточку внимательнее, собранней. Прежде доклада старшине, поверил бы сам численность шлюпок. Но положился на привычку. Понадеялся, что сегодня – все, как всегда. Каждый день нов. И не известно, что ночь грядущая уготовила морякам «Новороссийска».
– Товарищ старший-лейтенант, – почтительно буркнул Лоб. Решительно выходя из канцелярии, он ненароком чуть не сбил командира башни Тюменцева.
– Чего шумишь, Владимир Егорович? – обратился офицер к старшине. Слышать, как Лба называют по имени-отчеству, было не привычно.
Тюменцев ходил по кораблю почти беззвучно, как призрак. Это могло бы быть отличной способностью разведчика, где-нибудь на границе, или вахтенного офицера, затеявшего осуществить внезапную проверку с дрессировкой юнцов, спящих на вахте. Секрет Федора Антоновича был прост, он не хотел им злоупотреблять. Туфли он носил не совсем уставные – трофейные, из Италии. Смешно сказать, но Тюменцев выменял их еще при приеме линкора. Сменялся с загорелым инженером на пачку крепкой советской примы. Этот табак был в диковинку изнеженным легким итальянца. За такую пачку он не пожалел коробочку с выданными казенными ботинками из натуральной мягкой кожи отборных Тосканских бычков. Подошва ботинок мягкая, не деревенеющая на морозе, а оттого тихо ступающая по металлу палубы. Нет привычного звона каблуков, так некстати выдающего путника в тиши корабля.
– Федор Антонович, все в порядке, просто демонстрирую матросам образец командного голоса.
– Чтоб не спали?
– Чтоб не спали, – согласился Лоб уже тихим, почти шепчущим голосом.
– А мне вот, тоже не спится… – Вздохнул Тюменцев и жестом пригласил пройти Лба вперед. Последовал за ним к верхней палубе.
После душной канцелярии воздух октябрьского неба упоил свободой. Первоначальная мысль Лба выйти покурить растворилась с первым глотком мороза. Дурман исчез сам собой.
– Людей не хватает?
Старшина кивнул.
– А я вот, наоборот, лишних насчитал. – Тюменцев кивнул головой в сторону трапа.
– Как так?
– Прогуливался по второму ярусу. По делам. Юнцов заселили на нижней палубе, преимущественно – после молчания недолгого добавил старший лейтенант. Но и там, где я проходил, встречал салаг. Не одетые, а на ком-то как мешки весят выданные робы.
– Притрется роба то… – кивнул Лоб.
– Притрется. Только вот двое чудиков мне показались странными. По виду, не худые щенки, и роба на них была не новая. Но не помню я этих лиц. Хотел было им что-то сказать, да прошли они. И будто немые оба. Разве так ходят морячки друг с другом?
– Идут, не шутят, не подкалывают друг друга, ни на секунду не улыбнуться?
– А как еще на флоте прожить, – засмеялись в оба голоса, – без шутки то, да подколки…
