А Еремей невесту кличет ненаглядной своей, да всё налюбоваться не может, как красиво смотрится она в своём зелёном платье.
Все в деревне удивлялись, когда Еремей невесту привёл. Бабушка Всемира только головой покачала, поджимая губы, сказала, что любовь слепа и наплачется ещё Марья. Но девушка только зыркнула, крепче руку избранника сжимая – не желала отпускать.
Свадьбу справили да стали жить.
Марье, правда, пришлось многому учиться – совершенно ничего в хозяйстве не понимала, и мать Еремея была этим недовольна. Ворчала постоянно, поучала да ругала девушку, а та только покорно голову склоняла и училась всему. Рукодельничать ей понравилось, особенно вышивать. Чудные картины у неё выходили – со всякими сказочными зверями и персонажами, да таких сказок даже не придумали ещё! Мать шипела на невестку, но дивно хорошо вышивка на ярмарках продавалась, хорошо жить начали. Еремей по-прежнему с лошадьми возился и в бабские дела не лез. Мать продолжала упорно пилить невестку, выбор сына она так и не смогла принять, ведь не из деревни кого взял, а привёл неизвестно откуда!
Всемира мать Еремея предупреждала, чтобы отстала от невестки – девушка хорошая, добрая, послушная да покладистая, чего ещё желать можно? Но мать советов не слушала, гноилась внутри злоба и ненависть, а откуда такое взялось – сама понять не могла, но и остановиться тоже была не в состоянии. А когда узнала, что Марья беременная, так и вовсе с ума словно сошла – начала лупить её за малейшую провинность. Марья плакала и просила мужа справить собственный дом, но тот отказывался – мол, зачем?
Мать дом этот им оставит, всегда есть родной человек под боком, который поможет, мол, не неси ерунды.
Марья бы и ушла из дома, да куда ей идти на сносях?
Доведенная до крайности, пошла она к Всемире за советом. Та внучку в огород отправила, и они долго о чём-то шептались за закрытой дверью. Иришка даже слышала, как Марья плакала. Но вышла от бабушки Марья хоть и с бледным лицом, но в зелёных глазах её словно какой огонь тёмный зажёгся.
Мать Еремея померла неожиданно. Поговаривали, что она в очередной раз взялась невестку лупить, так та глянула на неё, и у матери Еремеевой сердце встало. Старуха просто замертво рухнула и всё. Поплакали, схоронили, а Марья снова улыбаться начала. В положенный срок родила она мальчишку, как две капли воды на отца похожего, а через два года ещё одного. Внешне всё в семье ладно было, мальчишки росли помощниками родителям, такие же зеленоглазые, как мать. Вот только веяло от них чем-то таким… странным. Деревенские дети не знали, как объяснить, почему с мальчишками им боязно играть. А когда те говорить начали, всё рассказывали ребятам про деревья и воду, как хорошо там и как жаль, что они вернуться пока туда не могут.
Еремей же, внешне довольный, подозревал Марью в том, что детей она нагуляла. Не знал он, откуда такие мысли были, да и мальчишек любил, но грызло его изнутри. Да и материнские слова он помнил, что жена его часто в лес ходит, а вдруг на свиданки туда с кем-то бегает?
Ревность грызла его изнутри, а когда, через три года, она снова забеременела, начала выплескиваться.
Детей отправлял гулять, а сам устраивал жене допросы, что делала, да куда ходила. Марья не понимала причин такого поведения и смотрела на Еремея бессильно. Куда их завораживающая любовь делась? Надеялась Марья, что после смерти свекрови наладится всё у них, а поворачивалось всё совсем в другую сторону.
