Библиотека счастливых - страница 15

– Отчего бы ему не поговорить прямо со мной?

– Он и пытался, но ты не отвечаешь на его звонки. Я могу только представлять себе, что чувствуешь ты, но ему тоже плохо и одиноко. Что ты думаешь делать, перезвонишь ему? Попробуешь как-то наладить отношения?

Ой, нет, только не теперь, пожалей меня, мама. Не заставляй через это пройти. Не вызывай призраков. Пусть они хотя бы ненадолго оставят мои мысли в покое. Пожалей меня, мама, отгони их прочь. У меня осталось так мало плоти, так мало надежды, так мало желания жить, не дай им и это проглотить.

Мне бы так хотелось избавиться от болезненных, отравляющих чувств, въевшихся в меня, как татуировка.

Но нет, слишком поздно.

Воспоминания осаждают меня, берут за горло. Режут как ножом. Раздирают. Глаза жжет, внутри все скручивается, сердце разбивается, пламя гаснет, душа улетает, и горе снова заполняет меня всю целиком. Колин скоро исполнилось бы два года.

– Я не могу… я…

Не могу сдержать слез, они катятся по щекам, обжигают, разъедают кожу, от меня остается обугленное существо, которое я изо всех сил стараюсь вернуть к жизни. Безуспешно. Стараясь унять рыдания, задыхаясь, шепчу:

– Всякий раз, стоит мне подумать о нем, вспоминается все остальное. У меня нет сил с этим справиться, я так сильно тоскую, как будто часть меня ушла навсегда.

– Понимаю, дорогая моя, понимаю…

Я больше не могу держаться, даю волю печали и кидаюсь к маме. Она баюкает меня, крепко прижав к себе, но демоны уже вернулись, они завладели моими мыслями, моими воспоминаниями. И никогда не оставят меня в покое. Никогда.

Позже, в постели, я в нерешительности тереблю бумажник. А что если… Станет ли мне еще хуже, если я на нее посмотрю? Или меня это успокоит?

Я уже несколько месяцев ее не доставала, но знаю, что она на месте. Там же, где всегда.

Фотография, причиняющая мне такую боль.

Не вытерпев, открываю бумажник, вытаскиваю ее из кармашка и смотрю. Я знаю снимок наизусть до мельчайших деталей. Уголки загнулись оттого, что я так часто их теребила, я столько раз ее показывала. Всем подряд. Почти каждый день. Колин была чудесным ребенком. Улыбчивым. Мне все время хотелось целовать ее щечки, гладить мягкие светлые волосики. А ее запах…

Маленькая моя.

Закрываю глаза, сжимаю в руках фотографию, закусываю щеки изнутри, чтобы этой физической болью заглушить душевную. Мне надо поспать, успокоить свое тело и свой ум, я принимаю таблетку и проваливаюсь в ватное облако.

Кругом темно. Совершенно тихо. Глубокая ночь.

И вой. Мой собственный.

Я ее видела.

Сердце отчаянно колотится, пижама насквозь мокрая от пота, все мышцы свело. Я совсем проснулась, сижу в кровати и рыдаю, меня трясет, я не могу справиться с собой. Маму разбудили мои крики, она входит в комнату, бросается ко мне. Я все еще рыдаю, судорожно вцепившись в одеяло.

– Мама, она плакала, клянусь тебе, я слышала, как она плачет.

– Да, я знаю, детка. Все пройдет, все пройдет. А теперь ложись, поспи еще.

– Наверное, я схожу с ума.

– Нет-нет, не бойся, все будет хорошо. Я здесь, я с тобой…

Она ложится рядом, гладит меня по голове, вот так же мама утешала меня, когда я была маленькая, долго-долго меня успокаивает, обнимает и баюкает, и в конце концов я засыпаю.

Назавтра я чувствую себя так, будто по мне раза три, не меньше, проехал локомотив. Мама еще спит, а мне надо продышаться до того, как идти в булочную. Машинально одеваюсь, выхожу и иду в сторону пляжа. Кроссовки вязнут в песке, ветер бьет в лицо, в воздухе висит водяная пыль, крики чаек затихают в прохладном утреннем воздухе, как будто доносились из другой реальности. Я испытываю странное ощущение – будто с каждым шагом мое избавление все ближе.