Биг-Сур и апельсины Иеронима Босха - страница 23



Я направился к выходу. Ральф не отставал и, поставив ногу на подножку машины, продолжал канючить. Я снял с себя пальто, укутал ему плечи и велел Лилику заводить.

– Ты теперь сам себе хозяин, Ральф! – крикнул я, когда машина тронулась.

Он стоял как вкопанный, губы его продолжали шевелиться.

Несколько дней спустя я узнал, что его забрали как бродягу и отправили домой к родителям. Больше я о нем не слышал.

* * *

В дверь постучали. Открываю – на пороге толпа гостей с улыбками до ушей. Обычные объяснения: «Ехали мимо. Подумали, не заглянуть ли к вам».

Я никого из них не знаю. Однако…

– Заходите!

Неизменные прелиминарии…

– Как тут у вас красиво!.. Как вам удалось найти такое место?.. Я думала, дети с вами… Надеюсь, мы вам не помешали?

Как гром среди ясного неба звонкий женский голос:

– А вы продаете свои акварели? Всегда хотелось иметь картину Генри Миллера.

Я аж подскочил:

– Вы это серьезно?

Она и в самом деле не шутила.

– Где они? Где они? – кричала она, прыгая по комнате и оглядывая стены.

Я быстренько достал несколько акварелей из тех, что были под рукой, и разложил на кушетке. Пока она разглядывает кипу листов, я готовлю выпивку и корм собакам. (Сперва собаки, а уж потом гости.)

Слышу, как они ходят по комнате, изучая картины на стенах, среди которых ни одной моей. Я не обращаю на них внимания.

Наконец женщина, изъявившая желание купить акварели, берет меня за рукав и подводит к двери, на которой прикноплена работа моей жены. Это карнавальная сценка, сверкающая всеми красками, со множеством фигур и предметов. Действительно отличная картина, но не акварель.

– Есть у вас что-нибудь еще в этом роде? – спрашивает она. – Очаровательно. Ведь это ваша импровизация?

– Нет, – отвечаю я, даже не пытаясь что-то объяснить. – Но у меня есть вещица, где изображена радуга, не обратили внимания? А как вам скалы? Я только что сделал открытие, как рисовать скалы… это не так-то просто, знаете ли. – И я пускаюсь в пространные рассуждения о том, что каждая картина воплощает некую тему или, выражаясь иначе, проблему. – Приятную проблему, – добавил я. – Я был бы последним дураком, тратя жизнь на мучительные проблемы, не так ли?

Я с упоением нес всякую околесицу, потом начал объяснять, что мои картины – это не что иное, как попытка отобразить мою собственную эволюцию как художника. Очень сомнительное утверждение, которое я сам же и опроверг, добавив: «Бо́льшую часть времени я занимаюсь живописью». Что прозвучало столь же глупо, сколь и назидательно.

Поскольку не видно было, чтобы ее энтузиазм начал постепенно угасать от моей лекции, я продолжил, рассказывая теперь, что всего лишь с год назад рисовал только здания, скопища зданий… действительно, столько зданий, что иногда не хватало самого большого листа бумаги, чтобы все их уместить.

– А начинал всегда с Поталы, – сказал я.

– Поталы?

– Да, это в Лхасе. Вы, наверно, видели в кино. Монастырский дворец с тысячью комнат, в котором живет далай-лама. Построен задолго до отеля «Коммодор».

Тут я замечаю, что остальные гости чувствуют себя несколько скованно. Надо бы налить им по новой, но я еще не слез со своего конька. Даже если сделка сорвется, как это обычно со мной случается, все равно не могу остановиться. Захожу с другой стороны, просто чтобы прощупать почву. Пускаюсь в долгие абстрактные рассуждения об одном малоизвестном французском художнике, чьи картины с изображением джунглей несколько лет преследовали меня как наваждение. (Как ему только удавалось свести, сплести, переплести ветви, листья, головы, руки и ноги людей, копья, просветы неба – даже струи дождя, когда это было ему нужно, – и при этом все выписать с потрясающей четкостью! «А почему не геометрически правильно?» – «И геометрически правильно», – бросаю я.) Чувствую, что мои томящиеся гости начинают проявлять нетерпение. Обеспокоившись, отпускаю неуклюжую шутку, что, мол, изображение джунглей потому выглядит так привлекательно, что, ежели у тебя что-то не получается, можно просто взять да и смешать все. (Я, конечно, имел в виду, что для меня всегда было легче, естественней устроить на листе омлет из красок, нежели выписывать во всех подробностях стволы деревьев, ветви, листья, цветы, кусты.)