Московский бомж, искусстный плотник,
Когда то классный гробовщик,
Делам не божьим стал угодник
На зонах лет пятнадцать гнил
И старым выйдя на свободу-
Себе вдруг стал совсем не мил,
Москвы-одной он горду волю
С бутылкой водки вместе чтил.
В своих владеньях на Варшавке-
Стрелял он мелочь по утрам,
Платформе Зил читал дед сказки
И Корна вечно прославлял.
А ночью же в Мануфактурах
покой с комфортом все искал
И в водах речки знаменитой
звезд отражения считал…
Так годы до сырой могилы тихого тише прозябал.
Но вот однажды куш сорвавши
бутылки три он водки взял
И пирожком из «Перекрестка», с веселой песней, зажевал,
Колдунье осени вдруг удивился
И черта тут же увидал.
А, ну, проваливай, бомжара! -охранник рядом прокричал,
А бомж себя за грязны кудри легонько очень потрепал
Себе лишь, еле-еле слышно, губами только прошептал:
Эх, мать твою от этой жизни не все, что надо, грешный брал,
Не надо! Фауста читал!…
Свою бы душу я за все за эти штуки, лукавый, тоже бы загнал…
А черт, как вроде улыбнулся
И вмиг бумаги протянул,
К бомжу вдруг задом повернулся,
Издавши то ли рык, толь гул
И молвил на своем зверином:
А не пропил, ты дед, свой ум!
Я знаешь даже слышу твоей же славы сильный шум!
Все будет-молодость, достаток,
Любовь и просто баловство…
Но все в секунду ведь исчезнет,
Коль скажешь где то слово: Все!
То знак мне будет-получил сполна,
Москвы-реки поднимется волна
И в ад опустится душа…
Умрешь, дед-тихо, не спеша,
Быть может наконец познавши, что жизнь людская хороша…
А может все испортит капля фальши,
И скажешь, ты, не дашь мне даже и гроша,
За то, что лесть и ложь, неправда-
затмили трезвые глаза.
Лицом черт к деду повернулся, за плечи обнял и заржал:
Во всем мне только повинуйся!
Час поздний! Через час гроза!
Смотри в глаза, нетрезвый смертный,
Тебя ждет счастья полоса,
Второго я теперь не слушай, из совести с слезами, голоса…
Ешь пирожок, счастливчем, что надкушен
И не болит пусть боле голова!
На документ наш опусти глазенки,
Прочти условия, права…
Для пальца среднего иголка…
Немного крови, роспись,
все дела…
Запомни, брат, я буду рядом,
Мне не помеха здания-стена,
С минуты этой пошла вся в счастие-игра!
И палец быстро уколовши бомж документы подписал,
Рогатый друг в сей миг исчезнув,
Листки с собой в свой мир забрал.
А бомж тут вспомнил, что он Коля
И по отцу-он Николай,
Допив всю водку толь от счастья, то ль от горя к Москва-реке тут зашагал,
Увидев в водах отраженье-свое..
Он тут же онемел.
Лет двадцать может быть красавцу,
Что рожей нагл и очень смел,
В плаще сверхмолном от Версачи и дорогие башмаки,
