«Непонятно, как это ― браться за ум», ― сложив пальцы лопаточкой, Таша пристроила их над ушами, и надавила.
Ум не откликнулся.
Растопыренными пальцами она попыталась обхватить всю голову, но и тут полностью взяться за ум не удалось ― пальцы короткие. Гувернантка, заметив её странные движения, напомнила, что между блюдами полагается держать кончики пальцев на краю стола и сидеть прямо.
Таша неохотно подчинилась.
Когда принесли сладкое, она скорчила недовольную рожицу, потому что не очень любила все эти приторные пирожные от худобы и обычно долго возила ложкой по тарелке. Но не сегодня. Сливочное желе, посыпанное шоколадом и фисташками, со смешным названием «бланманже» исчезло почти мгновенно.
Полдня, не отвлекаясь больше ни на что, она обустраивала кукольный быт в своей спальне. Перезнакомила Веточку со всеми игрушками, даже со сломанным деревянным осликом, на котором так удобно было качаться, пока не треснула ослиная нога. Подарила ей две скорлупки от грецкого ореха и пуговку ― если будет скучно, то можно перекатывать пуговку из одной половинки в другую. Похвасталась главным своим богатством ― лоскутом чёрной шёлковой материи с вплетённой в неё золотой нитью, да так искусно, что ткань переливалась словно рыбья чешуя. И пообещала упросить крёстную сшить для куклы тёплое платье.
– Зима ведь скоро, ― рассудительно пояснила она, ― тебе какое хочется? С вышивкой или с кружевами?
Она разыграла целый спектакль, говоря и от своего имени, и от имени Иветты. Словно не кукла рядом с ней, а настоящая живая девочка. Увлечённая игрой, она не обращала никакого внимания ни на нянюшку, ни на гувернантку, которые теперь боялись даже на минуту оставить свою подопечную.
Бледная от перенапряжения нянька, сердито поджав губы, исподволь наблюдала за Миной, которая расположилась возле окна, и склонив голову, что-то вышивала, спокойная, невозмутимая, чего не скажешь о самой Варваре Иванове. Ей очень хотелось переложить всю ответственность за случившееся на эту выскочку, гордячку, цацу столичную… Хотя какая она цаца?! И лицом не шибко удалась, и одета мышью серой. Слыхала она от экономки, что Мина эта из семьи дворянской, но бедной. Замуж-то вряд ли кто хорошо возьмёт ― потому как бесприданница, так и будет жить по чужим углам, чужих детишек учить. Небось оттого и характер у неё занудный. Вон и Ташка с ней не особо дружбу-то водит, капризничает.
Мине Осиповне сложившаяся ситуация тоже не слишком нравилась, но обвинять кого-то она не торопилась. Не приучена. Зато умеет, не делая над собой особых усилий, взглянуть на ситуацию с другой стороны: ну и пусть нянька вредничает, хитрит, чего-то выгадывает, так даже интереснее, будет над чем поработать. К людским недостаткам, учили её, относиться надо спокойно, без осуждения и насмешки. «Принять, понять, помочь» ― вспомнила она формулу трёх «П» и едва заметно улыбнулась.
Её полуулыбка, поспешно принятая как издёвка, не осталась незамеченной: Варвара Ивановна ещё строже поджала губы, чтоб злые слова удержать. Помолчала с запасом и позвала Ташу гулять, опасаясь на скандал сорваться.
Девочка, не желая прерывать игру, округлила глаза и с нарочитым возмущением заметила:
– Нянюшка! Ты что?! Доктор велел мне сидеть в комнате. Не бегать. И маменька может рассердиться за ослушание. Принеси мне лучше книжку о приключениях Бобочки, я её в сиреневой гостиной забыла.
