Вот бы и ей такую возможность не упустить ― увидеться, расспросить про общих знакомых. Но как?! Ведь подневольная, сама в гости в случае его приезда напроситься не может. Оставалось только на счастливый случай надеяться, на удачу.
***
За несколько дней до Рождества Таша, устав клеить из разноцветных полосок длинные цепочки для украшения ёлки, которую вот-вот должны были привезти, затеяла новую игру. Из цветной бумаги нарезала квадратики-деньги, и завела себе сразу два торговых дома, состроив их на скорую руку из подручных материалов. В ход пошло всё: и коробки, и кубики, и даже нянькин сундучок.
Один магазин у неё был с тканями: выпросив у рукодельной тётушки лоскутов всех расцветок, Таша старательно свернула их в крохотные рулоны-штуки, и расставила картонные фигурки-перевёртыши из английских стишков, в результате и Мэри, и Шалтай-Болтай и Златовласка, и даже Мышь Городская превратились в модные манекены.
В другом магазине Таша решила торговать чаем и сладостями. Да вот незадача ― весов не нашлось. Но тут ей неожиданно помог Митя, подойдя к делу с инженерной смекалкой. Из кусочков проволоки, деревяшек и двух тарелочек из кукольного сервиза сочинил весы ― любо-дорого смотреть ― да ещё выкрасил их зелёным цветом. Таша слепила из глины маленькие гирьки и разложила по коробочкам мелкие камушки, бусинки, зёрнышки ― пусть будут конфетами.
Всё так ловко устроила, что даже отец, зашедший проведать после обеда, похвалил, когда она и ему продала какую-то мелочь, аккуратно сложив её в крохотный бумажный кулёк.
– Ну, Тушканчик, по все статьям быть тебе купчихой. Всенепременно! ― и расплатился с ней самой настоящей монеткой.
А вот Любовь Гавриловна, заметно погрузневшая, с отёкшими ногами, осталась недовольна ― мусору слишком много. Это она товар, с таким старанием собранный Ташей, мусором назвала. Но девочка, увлечённая игрой, этого не заметила.
Лишь нянька, сочувственно посмотрев на обеих, пробормотала едва слышно:
– Э-хе-хе, тяжко пузо-то такое носить, ох, тяжко!
И сказала погромче:
– Да мы щас всё уберём, не тревожьтесь понапрасну. Идите себе спокойненько, отдыхайте.
Однако Любовь Гавриловна уходить не торопилась. Обведя комнату глазами, поинтересовалась:
– А гувернантка где?
– Так вышла. Куда ― не знаю. У ей своя жизнь, мне неведомая.
Любовь Гавриловна, чьё настроение теперь портилось от любого пустяка, рассерженно фыркнув, велела, как та появится, пусть сразу к ней идёт. В спальню. В кабинет она уже редко спускалась.
По поводу кратковременного отсутствия хозяйка Мине ни слова не сказала, сочтя сей факт малозначительным, её заботило другое:
– Мина, я получила записку от Раисы Степановны, она просит прислать к ней Ташу. Портрет хочет с неё писать. Так что, будь добра, одень завтра дитё понарядней, причеши как подобает. Ждать вас будут к двенадцати часам. И до вечера. Кучеру, скажи, чтоб мой экипаж для вас подготовил, да пусть не забудет накидки меховые положить, дни-то нынче морозные, ветреные.
***
Прособирались всё утро. То кружево по низу юбки замялось, то бант на лифе оторвался, то непослушные Ташины волосы никак в причёску не хотели складываться, нахально выпирая непослушными пружинками-локонами в самых неподходящих местах. Горничная, потеряв терпение, уже расчёску бросила, плакать собралась. Но Мина Осиповна спасла положение, сказав, что сама потом причешет девочку, уже на месте, а то всё равно под шапкой замнётся.
