В которой встречаются два главных соперника.
– Послушай Роби! Мне нужно с тобой очень серьезно поговорить. – еле слышно прошелестел главный распорядитель турнира Стюарт Рубан – Ты все же большой авторитет, к тому же знаешь русский и тебе проще найти к ним подход.
– А что случилось? – так же тихо без нарушения турнирной дисциплины прошептал Уотсон.
– Творится самое настоящее безобразие. Русские используют технологии КГБ.
– Да что ты? Что уже кого-то завербовали или похитили?
– Ты все время шутишь с Рубаном, друг мой, а Рубану не до шуток. – толстяк, когда хотел быть особенно убедительным, говорил о себе в третьем лице – Вчера этот Гаров довел до истерики Алмонда.
Уотсон кивнул: знаю.
– И ты так спокойно к этому относишься? Русский чуть ли не полчаса думал над первым ходом. И если б думал! Это просто какие-то разработки психологов из КГБ, я уверен.
– Да брось, дружище. Все проще гораздо. Он действительно думал над первым ходом. И больше ничего. – успокоил его Уотсон.
– Откуда ты знаешь? – не унимался Рубан.
– Да от него самого.
– И ты поверил?
– А почему мне не верить?
– А тогда скажи мне, почему твой ученик Бишоп, гордость нашего города, носится по залу с бешеными глазами.
– Где?
– Да вон там, в правой части зала, где детский турнир.
И действительно Ричард Бишоп ходил от столика к столику, наблюдая за игрой детского турнира, а около его доски тикали часы его соперника, Гарова. Гриша опять думал над первым ходом. Разница состояла в том, что вчера он играл белыми, а сегодня черными. Ровно в 15—30 судья дал гонг, и Бишоп, поприветствовав партнера, сделал свой обычный ход, отправил в бой белую ферзевую пешку, переставив ее с клетки D2 на D4. И тут Гриша, выражаясь шахматным языком, уснул. Подогнул ноги под стул, локоть уперся в стол, а кулак в подбородок. Интересно с кого Роден ваял своего «Мыслителя»?
– Роби, я прошу тебя поговорить с ними.– беспокойство распорядителя нарастало – Так больше не может продолжаться.
– Давай все же подождем. Во-первых, ты же видишь я подписываю книги, а потом все равно до конца партии поговорить не удастся.
Рядом с судейской комнатой стоял стол, за которым девушка продавала литературу, прессу, инвентарь. И если вчера покупателей было не много, то сегодня целая очередь и главным образом из-за книги Уотсона. Было объявлено, что выручка за весь тираж идет в счет турнирного комитета, а во-вторых, здесь же стоял автор, и по ходу разговора с Рубаном подписывал книги покупающим.
– Но с тренером его можно сейчас поговорить?
– Ты же видишь: не могу. Вон сколько людей ждут подписи.
– Да! Кстати, Роби, не забудь и Рубану подписать два… нет три экземпляра.
– Тебе одного не хватит?
– Рубану хватит и одного. Но Рубан должен сделать подарок влиятельной персоне, возможно будущему меценату нашего фестиваля.
Тут подошел Пауэр. Услышал последние слова Рубана и как всегда не смог обойтись без шутки:
– Ну что, будем готовить посылку в Букингемский дворец, в Белый дом, в Кремль?
Рубан почесал ухо и часто-часто, кивая головой, сказал:
– Вы смеетесь над старым евреем. Если так, сами руководите турниром, сами, все сами. Да, Рубан ради вас, ради многолетней дружбы все делал всегда и… даже по субботам.
Пауэр сменил тон.
– Дорогой Руби! Мы все тебя любим, уважаем твой организаторский талант и очень ценим твою жертву по субботам.
Уотсон тоже вставил словечко:
– А шутим мы, потому что в нашем возрасте чем-то надо себя подбадривать. Чем если не шуткой?
