– Κοτοσουπα , – прочитал Палёв и отпрянул.
– Ко-то-су-па, – прочитал отец Александр и замер. – …Ба! Написано-то почти по нашему: котосупа. Только наоборот – суп с котом. Так вот он где сварен, суп с котом!
Подали суп с рисом и волоконцами куриного мяса.
– Ах, не с котом, а с курицей, – вывел суп на чистую воду отец Александр и благословился перед приемом пищи. – Наш-то суп с котом – это «лови момент»…
– Тогда уж позвольте не пропустить момент, – зацепился за слово Георгий Дмитриевич. – Перед нами яркая иллюстрация смысла-перевёртыша. Разрешите-ка пофантазировать… М-гу… думаю, дело было так. Монахи держали пост. А о чём мысли человека голодного? О сгущенке, тушенке, о сытных обедах с наваристым супцом… Вот вам и потом – котосупа!
– Сказочный супчик, – слушал, да ел отец Александр. – Жаль, порция, как кот наплакал.
– Хотите, я вам свою уступлю? – с готовностью придвинул ему свою тарелку Палёв.
– Что вы! Горяченького и Богородица велит откушать во избежание язвенных неприятностей.
– Эх, уговорили, – Георгий Дмитриевич налег на суп с котом, да тот быстро кончился. – А помнится, как бомжевал…
– Кстати, о вашем бомжевании, – отец Александр придвинул к себе второе, те самые голубцы в виноградном листе. – Все хочу расспросить, неужели, впрямь бомжевали?
– Да, представьте. И не философского эксперимента ради, а пал жертвой обменной аферы, скитался сначала по знакомым, хлебнул-с из этой чаши, потом… ну-да не будем, тот суп с котом давно съеден. Сейчас я счастливейший из смертных, ответственный квартиросъемщик, живу один, как кот в масленницу… Тьфу-ты, дались нам сегодня коты! Но тогда, да-с, тогда, не на что было поесть. Мне, ученому с патентами на мировые изобретения, не на что было купить булку. Ей богу, хоть кота в подвале, такого же бомжа, как сам, лови и суп вари.
Отец Александр всплеснул руками.
– Да не волнуйтесь вы, – успокоил его Палёв, – до съедения братьев меньших я не дошел, а вот лаваш с лотка у кавказца умкнул.
– Украл?
Палёв развел руками :
– Поймали бы, били б ногами, и были бы правы, ведь «не укради», и даже вы, отец Александр, их не осудили бы.
– Я-то вас не сужу, а жалею как заблудшую овцу.
Георгий Дмитриевич расхохотался:
– Трогательно… Ей Богу, – он осек смех и с самой серьезной миной спросил. – Кстати, а кто такая Она?
– Кто Она? – отшатнулся с опаской отец Александр.
– Та, которой мы всегда клянемся.
– Кому, кем клянемся?
– Ну, Богу – понятно, а Ей – кому? Кто такая Она? Почему сначала Ей, а потом Богу?
– Ах, Ей!
– Да, Ей. Кому Ей? Изиде? Она же – София. Афродите? Богородице?
– Вы… с вашими вечными штучками, – безнадежно махнул рукой отец Александр.
После ужина он удалился отдохнуть, по пути в каюту сделав неожиданное открытие. Проходя через салон «АЗУР», на обратной стороне стеклянной двери прочитал в зеркальном отражении название и часто, часто закрестился: «Ба! И тут Руза! На тебе! Мой удел, планида… Царица Небесная! А ведь не случайно… Да только поди разберись, какой в том смысл, намек? Руза Небесная… морская. Куда меня занесло. И этого Пифагорыча, не ведающего, что творит, зачем послало? Имена ему нехристианские подавай… Ирод, конечно, злодей. Но прознай церковь об угрозе, уготовленной в младенце, что стало бы большим злом: обезвредить его или пустить все на самотёк?»
Начинало слегка штормить.
