– Что с тобой? – разочарованно спросил он.
– Подобно всем женщинам, я все меньше люблю это занятие. Родив двоих-троих детей, женщины теряют к нему интерес.
– Ничего, – рассердился Цепион, – тебе придется им заинтересоваться. Мужчины нашей семьи славятся воздержанием и высокой моралью, мы не изменяем женам. – Реплика эта прозвучала до смешного напыщенно, словно была заучена наизусть.
Соитие их можно было назвать успешным только условно; несмотря на ненасытность Цепиона, Ливия Друза оставалась холодной и апатичной; страшным оскорблением для мужа стало то, что его последнее по счету достижение ознаменовалось ее похрапыванием: она умудрилась уснуть! Он грубо тряхнул ее.
– Откуда у нас возьмется еще один сын? – крикнул он, больно хватая ее за плечи.
– Я больше не хочу детей, – пробормотала она.
– Если ты не поостережешься, – мычал он, приближаясь к кульминации, – я с тобой разведусь.
– Если развод будет означать, что я могу и дальше жить в Тускуле, – ответила она, не обращая внимания на его стоны, – то я не стану возражать. Ненавижу Рим. И вот это ненавижу. – Она выскользнула из-под него. – Теперь можно мне поспать?
Он был слишком утомлен, чтобы продолжать препирательства, но с утра, едва проснувшись, гневно возобновил давешний разговор.
– Я твой муж, – завел он, стоило ей встать, – и ожидаю от тебя, жена, соответствующего поведения.
– Я же сказала: все это мне больше не интересно, – резко ответила она. – Если такое положение вещей тебя не устраивает, Квинт Сервилий, то предлагаю тебе развестись со мной.
До Цепиона дошло, что она жаждет развода, хотя мысль о ее неверности его пока не посещала.
– Никакого развода, жена.
– Тебе известно, что я сама могу с тобой развестись.
– Сомневаюсь, чтобы твой брат согласился на это. Впрочем, это не важно. Развода не будет – и точка. А интерес будет – у меня.
Он схватил свой кожаный ремень и сложил его вдвое. Ливия Друза непонимающе уставилась на него:
– Перестань паясничать! Я не ребенок.
– Ведешь ты себя именно как ребенок.
– Ты не посмеешь ко мне притронуться!
Вместо ответа он заломил ей руку за спину, одновременно задрав ее ночную рубашку. Ремень начал звонко хлестать по ягодицам и бедрам. Сперва Ливия Друза сопротивлялась, пытаясь освободиться, но потом ей стало ясно, что он способен сломать ей руку. С каждым ударом боль делалась все нестерпимее, прожигая ее насквозь, как огнем; сначала она всхлипывала, потом разрыдалась, потом ей стало страшно. Когда она рухнула на колени и попыталась спрятать лицо в ладонях, он схватил ремень обеими руками и стал хлестать ее согбенное тело, не помня себя от злобы.
Ее крики доставляли ему наслаждение; он совсем сорвал с нее сорочку и лупцевал до тех пор, пока его руки не обвисли в изнеможении. Отпихнув ногой упавший на пол ремень, Цепион накрутил на руку волосы жены, рывком поставил ее на ноги и подтолкнул к душной нише, где стояла кровать, смердевшая после бурной ночи.
– А вот теперь поглядим! – прохрипел он, придерживая рукой готовое к использованию орудие любви, ставшее орудием истязания. – Лучше смирись, жена, иначе получишь еще! – С этими словами он вскарабкался на нее, теша себя мыслью, что ее дрожь, колотящие его по спине кулаки и сдавленные крики свидетельствуют о небывалом наслаждении.
Звуки, доносившиеся из покоев Цепиона, были услышаны многими. Прокравшаяся вдоль колоннады Сервилия, желавшая узнать, проснулся ли ее любимый
