Битый триплекс. «Пока не умер – я бессмертен!» - страница 19
В ту ночь мне снились яркие, реалистичные сны: ожесточённый танковый бой; несколько раз подпрыгивал на кровати, когда грезилось, словно попал по мне вражеский снаряд. Ближе к рассвету начала всплывать Мария: словно гуляем с ней по парку, а война закончилась. Проснулся с чувством окрыления… знаете, после впечатлительного сновидения всегда осадок остаётся на душе приятный. Стал гнать от себя подобные мысли прочь – категорически не хотелось привязываться к этой девчушке и тем более, не приведи господь, влюбиться в неё!
Хозяин, предоставивший приют на ночь, провожал нас со скупыми, мужскими слезами на глазах – он тоже рвался на войну; хотел бить врага, но… куда ему с одной рукой? На прошения отправить его на фронт, всегда получал отказ. Стоит ради чести майора сказать: он сумел собраться с духом, не спиться и стать полезным Родине – восстановился в звании и служил весьма хорошим специалистом в одном из военных училищ ускоренных выпусков танкистов.
На вокзале оказалось людно: столько прощальных слёз, криков расставания. Солдаты храбрились, убеждая своих близких, что быстро разобьют гитлеровскую армию и вернутся, – «Вы родные и соскучиться не успеете, а я дома окажусь рядом с вами!» – летали фразы по перрону. Естественно, из всех возвратятся скудные единицы…
Пришла проводить нас и медсестричка. Тихонько так захныкала, я обнял её словно старший брат, произнёс утешительные слова, она пообещала, что обязательно найдёт меня и мы продолжим служить вместе. Призналась, как дорог я ей…
Попросила дать почтовый адрес своего подразделения, чтобы переписываться, а как я его ей дам?! когда сам толком не знаю, куда именно едем и где предстоит служить. Нацарапал на картонке свой домашний адрес, сказал, если что, пусть пишет матери, та точно должна знать, где я и хорошо ли всё со мной.
Честно? Стало очень приятно оттого, что Мария пришла проводить меня. Благодарен ей за это! С другой стороны, тоска в душе поселилась от прощания, ком к горлу подкатил, словно я правда с невестой расставался, как другие сотни бойцов Красной Армии на том вокзале.
– Бог любит троицу? – Спросила она, смахнув с глаз слезу.
– Что за слова? Это буржуазные пережитки, суеверия. Ты мне это отставить!
– Есть! – приняла она стойку смирно, а после резко прижалась и чмокнула меня в губы. Смелая девица, дерзкая.
Поезд тронулся: махнул Латышевой пилоткой, она крикнула, что мы обязательно встретимся. Прям как в знаменитой военной песне, написанной примерно в то же самое время:
«Я из вагона – ты мне с перрона грустно помашешь рукой».
– Хорошая дивчина! – сказал комиссар, прикуривая неизвестно какую папиросу подряд, – не сомневаюсь, что найдёт тебя. Если, – он недоговорил… так понятно, что имелось в виду.
– Не время сейчас про это думать. – Упорно стоял я на своём.
– Попомнишь мои слова: коли живы-здоровы будете, она женой твоей станет.
Я закашлялся от его вывода.
– Почему вы так думаете?
– Знаю! Поверь Генка, мой боевой друг, на слово.
«Эх, Москва! Не пробыл у тебя в гостях и суток, а прощаться с тобой тошно!» – Подумал я при выезде за пределы столицы.
Тогда я не догадывался: сколько предстоит вынести сложных испытаний ради защиты этого города.
Паровоз наш задержался почти на трое суток до места назначения.
Железная дорога оказалась предельно перегруженной: военные составы пропускали вперёд, без очереди – это правильно! Несколько раз попадали под бомбардировки противника. Самолёты люфтваффе зверствовали, сбрасывая тонны смерти без разбору на всех и вся, им же наплевать: гражданские поезда, военные или санитарные, для них мы были «Унтерменши», – народ, который почти поголовно подлежал уничтожению, согласно плану «Ост».