Совершенная защита нужна на войне
– Остановимся на самом понятии «свобода». Что для вас лично стоит за этим словом? – спросила я. Андрей высоко поднял брови.
– Как что?! – удивился он. – Собственно, то самое, к чему я иду с семи лет. Некое неуязвимое положение. Во всех смыслах – в финансовом, в интеллектуальном, в профессиональном. В результате многих лет титанических усилий, напряженной учебы и работы я, в конце концов, должен подняться настолько высоко, что достать до меня будет уже невозможно. Я почувствую себя свободным тогда, когда стану недосягаем.
– Недосягаем для врагов?
– Хм… – Андрей улыбнулся. – Н-да. Вы все правильно помните! – Он скрестил руки на груди и откинулся в кресле. – Конечно, я понимаю вашу мысль… На прошлой сессии я сам же рассказывал вам, как пришел к выводу о том, что не вижу людей, заведомо ожидая от них только зло… – Андрей задумался. Я продолжила:
– То, о чем вы только что рассказали, например, для меня не выглядит, как свобода. Скорее, как БЕГСТВО. От многообразия жизни, от людей. Всем своим существом вы устремлены к созданию совершенных защит. Но давайте подумаем, что представляет собой мир, в котором необходимы совершенные защиты?
– Ну… – Я заметила, что Андрей вновь переживает момент откровения. – Это, конечно, никакой не мир. Скорее война.
– Вот именно. Стремление к совершенным защитам корнями уходит в некую неизбежность: либо ты создаешь для себя совершенное непробиваемое незыблемое бомбоубежище, либо погибаешь. Движение к такой цели можно сравнить с бегством от пули. За твоей спиной вооруженный преследователь. Ты бежишь от него, прилагая «титанические усилия», – я процитировала Андрея. – Ты должен быть очень сильным, очень быстрым, очень ловким, собранным, хитрым, умным. И если ты будешь очень стараться, то ты выживешь. Но ты – мишень. Похоже ли это на свободу?
Андрей прищурился.
– В этом что-то есть… – сказал он с некоторым сомнением.
– Хорошо, – сказала я. – Предположим, недосягаемая позиция обретена. Расскажите, что будет дальше?
Андрей помолчал.
– Не знаю, – простодушно ответил он. – Не хочу врать. Действительно не знаю! Наверное, наступит счастье. – Он сконфужено улыбнулся.
– Попробуйте описать это счастье, – предложила я.
– Ну… – Андрей пожал плечами. – Простите… – он медлил с ответом. – А может быть лучше вы? – На секунду Андрей по-детски смутился, но быстро нашелся и с присущим ему азартом пояснил:
– Может быть, вы опишите мне, как вы понимаете свободу и счастье? Как это в принципе бывает?
– Представим себе мир без перманентной угрозы для вашей жизни. Он будет дифференцирован, в нем будет множество приятных и неприятных моментов. Он далеко не идеален, не справедлив. Но прямой неотъемлемой угрозы не будет. Назовем это относительным комфортом. Жизнь не без трудностей, не без потерь, не без усилий, но жизнь с чувством собственного достоинства, с доверием к себе. Представим себе, что в этой реальности у человека есть цели и мечты. Он делает свое дело. На его пути встречаются не только те, кто ему мешает, но и те, кто к нему благоволит, оказывает помощь и поддержку. И у него есть право выбирать, с кем сближаться, с кем сотрудничать. Этот человек представляет, чего бы он хотел достичь через 10 лет, через 20. Он «видит» себя во времени. Он представляет свою старость. Он не провидец и не строитель утопических миров. Он просто знает, чего хочет: он знает, что хотел бы оставить после себя, кем хотел бы быть окружен на момент жизненного финала.
