Глава «Кремень-слеза» – заглавная в поэме, ее вершина и ее маяк. Она – глава единения всех других глав.
В этой главе сошлись все действующие герои поэмы, со своими страстями, бедами и надеждами. В ней слились и зазвучали единым хором все страсти и порывы самого поэта. И, конечно же, кремень-слеза не что иное, как земля:
Земля везде:
И сверху, на земле,
И под землей,
И над землей – она же,
Как день и ночь,
Как берег и волна,
Как хлеб и соль…
Не чья-нибудь, а наша
Земля-сторонка
И земля-страна
Просторная
И в сторону Сибири,
И в сторону кронштадтских маяков.
Родная вся!..
Поэма не терпит суеты. Поэма «Даль памяти» – это повесть, роман в стихах. Написать такую поэму – совершить подвиг. Она действует на память, на чувства неотразимо и высоко.
Когда появляются такие произведения, наша русская и вся многонациональная советская литература в целом как бы делается выше ростом, шире расправляет плечи…
Размах замысла, пронзительность слова – счастливые свойства поэмы «Даль памяти», но даются эти свойства только большим мастерам. Егор Исаев говорит своим словом о судьбе народа, государства на примере жизни братьев и отцов. Работа эта ответственная, государственная…
Переводы Егором Исаевым стихов братских поэтов – большое дело для нашей многонациональной поэзии.
Звучит в русских залах чувашская поэзия Якова Ух-сайя, донесенная до нас русским поэтом Егором Исаевым:
Белый снег
И синий иней.
Изумрудный зов лесов,
Очертанья плавных линий
Птичьих крыл
И парусов.
Любовь поэта к другу-поэту, любовь к чужому языку и распахнутость души дали поэту силы и мужество в работе над поэмами «Суд памяти» и «Даль памяти».
Оба поэта как бы «нашли» друг друга, породнились между собой, по-новому взглянули на свои народы, на их культуру, историю, на сегодняшний день.
Прозаик и поэт, переводчик и публицист – в наше время нередко представляет одно лицо. Пушкин и Некрасов, Лермонтов и Толстой, Горький и Маяковский…
Иногда раздаются голоса: «А что он может понимать, скажем, в детской литературе, он же романист». Или: «Он же поэт для взрослых!» Мещанское, обывательское отношение к делу или продуманное стремление «оторвать» друг от друга жанры, чтобы проще было «творить» тем «переводчикам», тем «специалистам» и тем «детским писателям», которые кроме «детскости» ни к чему не способны.
А литература одна! Слово едино, кому бы оно ни предназначалось.
Вспомним Пушкина:
Ты волна моя, волна,
Ты гульлива и вольна;
Плещешь ты, куда захочешь,
Ты морские камни точишь…
Или вспомним ершовского «Конька-горбунка», есенинского «Пастушонка Петю», вспомним удивительные рассказы Бажова, лирические картины Пришвина, – неужели так «выхолостилась», так «обособилась» душа писателя, поэта, что, кроме читателя определенного толка и возраста, автор не может никому другому адресовать свои произведения. Я понимаю, что, исключая из поля зрения переводы, Самуилу Маршаку действительно нечего было рекомендовать из своих творений взрослым людям. Та же ситуация и у Агнии Барто. Но разве только этими именами исчерпываются достижения русской современной литературы?..
Дело тут, скорее, в широте и мере таланта, а не в привязанности к одному какому-то направлению, методу и т. д.
Очень тонко и прямо-таки саркастически высказался по этому поводу Василий Федоров:
Говорят, моя строка
Детям – хуже яда.
Детям дайте Маршака,
А меня не надо…
По форме изложения и по сюжету поэма «Даль памяти» – как бы самостоятельная книга. Думалось: что скажет Егор Исаев нового, куда поведет своих героев, сохранит ли ту стремительность и порывистость, которая подняла и окрылила поэму «Суд памяти»?
