Как-то раз Эмма, заметив это, вышла из себя и спросила:
– Почему ты не обнимаешь меня ночью? Нет ничего приятнее, чем спать в обнимку.
– Ты серьёзно? – улыбался Фрэнк.
– Разве ты так не думаешь? – Эмма подготовилась к нападкам, заподозрив в интонации супруга желание посмеяться.
– Ну, само собой обниматься – это очень хорошо… Но спать – ужасно неудобно и жарко. Ей-богу, твои ноги полыхают, как камин! У меня ступни потеют и жар стоит до самых костей. – Фрэнк посмеялся, надеясь разбавить напряжение диалога. Но Эмма глядела сердито. – Я постоянно просыпаюсь. Да и ты, вижу, ворочаешься. Сон нужен для восстановления сил, а когда мы всю ночь обнимаемся, я встаю разбитым, будто не спал.
– Нет, дело не в этом, Фрэнк. Ты просто меня не любишь так, как я тебя люблю! Я хочу находиться в твоих объятиях, гладить твои руки, целовать твои губы, потому что люблю. А твоя любовь выглядит странно. Ты быстро устаёшь от меня и никак не дождёшься уйти в больницу, к приятелям или ещё черт знает к кому, лишь бы не быть со мной в одной комнате. Вот какая твоя любовь!
– Эмма не говори глупостей. Да, психология нашего внутреннего пространства разная, но это ничего не доказывает. Любовь проявляется не только в поцелуях, объятьях и словах. Я добр к тебе, проявляю заботу, стараюсь не расстраивать всеми силами. Разве это не любовь?
– Никогда не говори мне, что я несу глупости, – Эмма подскочила с кровати, стискивая зубы. Фрэнк опираясь на подушки недоуменно глядел на Эмму. Он и правда не понимал, почему она, как с цепи сорвалась. – Я и так знаю, что ты считаешь меня дурочкой. Я не позволю так с собой обходиться!
– Милая…
– Не хочу больше с тобой говорить.
Эмма демонстративно легла, отвернулась и погасила ночную лампу. Фрэнк попытался обнять её.
– Дорогая, я не хочу ссориться из-за пустяков.
– Пустяки? – Эмма усмехнулась, сбрасывая его руку. – Наши чувства для тебя пустяки? Вот тебе и доказательства!
– Эмма…
– Доброй ночи, Фрэнк.
Раздосадованная непониманием мужа, Эмма усмиряла дыхание, а сердцем надеялась, что Фрэнк так скоро не сдастся: начнёт уговаривать её, попросит извинений, расцелует и вопреки её воле прижмет к себе.
Но Фрэнк полностью потушил свет и тоже отвернулся. Эмма слушала, как резво стучит её сердце. Она чувствовала моральную слабость. Слезы накатили под закрытыми веками. Она ждала, всё больше убеждаясь, что напрасно.
Вскоре тихое сопение подтвердило, что Фрэнк уснул. Ей стало нестерпимо без его поцелуя. Рыдания подступали к горлу. Она понимала, что виной необоснованной гордости обрекла себя ждать до следующего вечера. А это целых девятнадцать часов ожидания! Эмма повернулась к Фрэнку. В своей слабости она уже собиралась поддаться раскаянию, извиниться, лишь бы заполучить желаемое. Но было поздно – Фрэнк мирно спал. Она долго крутилась в постели, пока сон не нагрянул к ней тревожным сумраком.
Открыв глаза по утру, она дотошно принялась рыться в воспоминаниях и заметила для себя болезненный факт: муж никогда не страдал страстью, равную той, что питает Эмма. Он дарил ей нежность рукопожатия, обращался к ней с дружеской теплотой, но никогда не изливался в любви до вечности в лиричной многословной форме. Её лицо полыхало красками, когда она убедила себя, что Фрэнк никогда не любил её всерьёз.
Она была безутешна и снова рыдала, заперевшись от Габриэлы, попивающей чай с миссис Р., которую призывала никогда не раскидываться советами. В отместку за ночные страдания Эмма решила не спускаться вечером к приходу Фрэнка, как то делала обычно.
