– Еще на пальцы дуют и плюют, когда доллары пересчитывают, – добавил Демидов.
– Нечисть болотная! – высказался импульсивный Ряжский. – Кто на них самих дунет, чтобы как дым рассеялись?
– А это уже наша задача, чекистов, – подытожил начальник.
Все они были патриоты и единомышленники, поэтому и говорили, не скрывая своих наболевших чувств.
Генератор траурных маршей
Еще с конца 80-х годов молодой жилистый и костлявый хирург, с небольшим горбом, работавший в одной из клиник Архангельска, Юрий Жогин стал набирать криминальные обороты и соответствовать своему прозвищу «Мориарти». Требовал, чтобы коллеги и подельники обязательно добавляли: «профессор». Частично это отвечало званию, поскольку он все-таки являлся кандидатом медицинских наук. Даже начинал когда-то писать докторскую. А за горб на спине у него была еще и вторая кличка – «Квазимодо». Он с удовольствием откликался на обе.
Хирургом Жогин был неплохим, с пилой и скальпелем управлялся справно, словно родился с этими инструментами в лапках. Любил резать по живому, это доставляло ему особенное наслаждение. А если еще и наркоз кончался – тут уж он просто зубы сжимал, чтобы радостно не улыбаться. Чужая боль всегда была для него минутой счастья.
Но вот ведь какая незадача. Когда вполне можно было обойтись без операции, Жогин все равно настаивал на хирургическом вмешательстве. И резал, резал, резал. Коллеги замечали за ним эту «странность», но уже опасались его жуткого неподвижного взгляда и постоянно двигающихся тонких пальцев, как у тарантула. По совместительству он еще работал и патологоанатомом в своей клинике. Днем хирург, ночью Франкенштейн в морге. Можно не продолжать.
С начала перестройки Жогин стремился подмять под себя всю платную медицину города. И это ему частично удалось. Он стал генеральным директором и главным акционером своей клиники, переведя её на частные рельсы. Потом негласно руководил другими больничными заведениями в городе. Включая морги и крематории.
Но случился прокол. За хищения и торговлю ценным медицинским оборудованием и аппаратурой, полученной из Германии, он попал под следствие и угодил на три года в тюрьму. Отбывал наказание здесь же, на Крайнем Севере. Куда же дальше-то послать, не на Полюс ведь? Но Советский Союз рухнул, и он вышел на свободу «с чистой совестью». Однако полгода, проведенные в колонии, пошли впрок.
Во-первых, Жогин обзавелся нужными связями в криминальном мире, а во-вторых, изменилась его психофизиология. И так-то патологически жестокий с детства, он приобрел просто монструозные маниакальные черты характера. Люто ненавидел всех, друзей даже больше чем врагов. А впрочем, было одно существо, которое он любил. Об этом мало кто знал, а сам Жогин не распространялся.
Её звали Ида. Кто такая, где он с ней познакомился? Неизвестно. Привез откуда-то с Урала. Купил ей небольшой домик на острове Соломбала. Обеспечил всем необходимым. Она любила выращивать цветы, Жогин пристроил к домику оранжерею. Ида была его ровесницей и не такой уж красавицей. Обычная женщина, худенькая, светловолосая и светлоглазая, тихая и скромная. Что их связывало? Загадка.
Но если бы можно было заглянуть в окно, вечером или глубокой ночью, то увидели бы эту женщину, сидящую за столом со свечой, гадающую на картах Таро, что-то шепчущую, всматривающуюся в неведомый мир. Возможно, она принадлежала к тому таинственному народу на севере России, который согласно преданиям ушёл под землю столетия назад – но не бесследно.
