Блёстки повсюду - страница 3

Мы с Имоджен плотно зажаты между папой и бабушкой, хотя рядом с ними есть свободное место. Никто другой не стал садиться с нами на эту скамью. Посещать похороны – это совсем не то, что пойти на концерт или в театр. На похоронах никто не хочет сидеть в первом ряду. Имоджен пристально уставилась на свои колени, её пальцы сминают и разглаживают ткань платья. Почему это ей позволили одеться в чёрное? Папа и бабушка смотрят то на нас, то на гроб, уже стоящий в передней части церкви, как и хотела мама. В последние несколько месяцев мы с сестрой часто подслушивали у дверей. По мере того как маме становилось всё хуже и хуже, мы всё крепче и крепче прижимались ушами к дверям и стенам. Наши родители старались не скрывать от нас планирование будущих похорон. По профессиональному мнению мамы, наше участие в этом всём было более здраво, чем полное отстранение. Однако эту конкретную подробность я подслушала несколько недель назад.

– Роб, я ни за что не пожелаю, чтобы ты с нашими друзьями нёс меня по тому же проходу, по которому я шла во время нашей свадьбы. Это невероятно жутко. Я думаю, будет более уместно, если я уже буду там, когда все придут.

– Уместно? Ну да, если представить, что ты ждёшь гостей на самую трагическую в мире вечеринку, то это, конечно, будет уместно, – отозвался папа.

– Роб, я согласна с Лорой, – сказала бабушка. – Более достойно будет, если она будет лежать там и ждать, пока придут люди, чтобы попрощаться с ней. Я не понимаю, почему многие не делают этого. Я всегда волнуюсь, что кто-нибудь из несущих гроб споткнётся и уронит его, и в данном случае это, скорее всего, будет твой безмозглый приятель Доминик. Он всегда был неуклюжим, как бревно. Ты помнишь, как он облил меня красным вином на вашей свадьбе? Я так и не смогла вывести пятна с того красивого брючного костюма.

Как это часто бывает, бабушка уладила вопрос. Или, возможно, папа решил, что Доминик действительно с большими шансами может уронить гроб. Как бы то ни было, споров больше не было, и потому, когда мы прибыли в церковь, мама уже лежала здесь и вежливо ждала нас. Мне неприятно думать, что она сейчас в этом ящике. Её настоящее тело лежит здесь, на виду у всей церкви, и она совершенно одна в гробу. Меня начинает бить дрожь, папа крепче прижимает меня к себе, и служба начинается.

Следующие сорок пять минут проходят словно в тумане. Всё, что говорит викарий, теряется где-то по пути от его рта до моих ушей. Я полностью пропускаю речь Кейт, но когда папа выходит на возвышение, я сажусь прямо, словно столбик, и задерживаю дыхание. Он пару минут стоит, прислонившись к кафедре, лицо у него усталое и бледное, а волосы слишком давно не стрижены. Его костюм с наглаженной рубашкой и безупречно повязанным галстуком ужасно контрастирует с тем, кто сейчас носит этот костюм. Когда папа начинает речь, голос его звучит на удивление громко, ясно и успокаивающе, как будто он хочет, чтобы нам, всем остальным, стало немного лучше.

– Лора просила меня прочитать вам сегодня это стихотворение. Как вы знаете, она любила поэзию, и когда она увидела это произведение, то сразу же поняла: это именно то, чем она хотела бы поделиться со всеми вами.

Прими, как дар, и помни мысль мою:

Я навсегда с тобою. Я не сплю.

Я тысячей ветров тебе пою.

Я – яркий блеск на снежной белизне,

Я – солнца свет на зреющем зерне,

Я – дождь осенний, шепчущий в окне.