В часы посещений медсестрам положено держаться подальше от палат и не мешать посетителям. Но в тот вечер я стояла в коридоре. Выходя из палаты, Альберт прошел мимо и украдкой подмигнул: мы, словно два заговорщика, поняли друг друга без слов.
Я не спала всю ночь, терзаясь мыслями о миссис М. и ее креветках. А что, если утром выяснится, что она умерла в жуткой агонии? Я буду виновата в том, что помогла прикончить пациентку. С другой стороны, если бедняжка все равно при смерти, почему бы не позволить ей насладиться желанной едой. Когда на следующий день я с замирающим сердцем прокралась в палату к миссис М., она лежала на своем месте, подпертая с обеих сторон подушками.
– Мне гораздо лучше, дорогая! – воскликнула больная, едва завидев меня. – И все благодаря вашей заботе. Слышите, старшая сестра? – миссис М. обернулась к моей начальнице. – Это ее работа. Все она! – женщина расплылась в улыбке и хитро подмигнула мне.
– Не знаю, в чем причина, но вам действительно лучше, – изрекла старшая сестра.
Позже я улучила момент и снова заглянула в палату.
– Так, значит, вы получили свои креветки? – понизив голос, спросила я.
– Да. Вы не могли бы вынести панцири? – прошептала миссис М. и сунула мне в руку комок коричневой оберточной бумаги, остро пахнущий рыбой. Я запихнула его в карман фартука, но он подозрительно выпирал. Пришлось бочком выбираться из палаты, прикрывая запретную ношу перекинутым через руку полотенцем и отчаянно молясь, чтобы не попасться по дороге на глаза старшей сестре. Миссис М. продолжала поправляться, а ее муж принес мне великолепный букет. Когда я рассказала моему другу, хирургу мистеру Року Карлингу (теперь сэр Рок Карлинг), историю с креветками, он хохотал до слез, а потом заметил, что в любом случае лечащий врач оказался бы неправ. Если бы пациентка умерла из-за нарушения режима, сказали бы, что всему виной неудачная операция. Если бы она умерла, не получив своих креветок, муж винил бы врача за то, что тот не позволил исполнить последнее желание умирающей. А теперь, когда больная выздоровела, никто не припишет ее выздоровление мастерству хирурга. Нет, вся слава достанется креветкам!
Здесь же, в Женском госпитале, я получила первый опыт пребывания рядом с угасающим человеком. Одна пациентка лежала в углу палаты, отгороженная от остальных ширмой. Старшая сестра велела мне сесть рядом и время от времени смачивать губы больной куском влажной салфетки. Это была молодая женщина. Уходила она трудно. Наблюдать за ней было подлинной мукой. Когда сестра вернулась, она застала меня в слезах. «Если вы хотите быть полезной в качестве сиделки, – сказала моя начальница, – вам придется научиться держать чувства при себе. Гораздо лучше для самого пациента, если сиделка не проявляет лишних эмоций и занимается исключительно своей работой».
– Но ведь она умирает, – выдавила я. – Такая молодая, немногим старше меня.
– Так помогите ей спокойно умереть, – отрезала сестра. – В этом, собственно, состоит ваша задача.
Итак, я часами сидела возле постели больной, наблюдая, как женщина с посеревшим лицом уходит в полном одиночестве в набитой людьми палате. Тогда я впервые по-настоящему задумалась о жизни и смерти.
Мне нравилась старшая сестра: строгая и даже суровая, она приучила меня к дисциплине за то недолгое время, что я работала под ее началом. За это я всегда была благодарна ей.
