– Ты считаешь, что муж твоей портнихи как-то причастен к убийству её матери? – спросил Виктор после глубокой затяжки.
– Я думаю, что косвенно причастен, – шепотом ответила журналистка.
– А мотив?
– Финансовый!
– Постой-постой, – он поднял лицо к небу и выпустил изо рта серую струйку дыма, – тебе же Ольга сказала, что эта женщина, ну, которую убили, хотела сделать дарственную своей дочери. Это значит, что твоя…
– Лена, – подсказала ему Симонова.
– Да, эта Лена и так получила бы трехкомнатную квартиру. Когда выйдет её муж на свободу, он тоже автоматически станет её владельцем.
– А вот и нет, – Юля взяла мужчину под руку, – дарственная на квартиру как раз предполагает одного хозяина! И муж Елены никакого отношения к ней не имеет, понимаешь?
– Ну и что? – Виктор пожал плечами. – Теперь твоя портниха получит эту квартиру в наследство! И в этом случае она тоже единственная хозяйка этой жилплощади. Разве не так?
– Надо у Шаровой уточнить эти подробности. А вообще, странное преступление, – собеседница задумалась, – на ограбление не похоже. Все стояло на своих местах. Зачем убивать пожилую женщину?
– А меня другое в этом преступлении заинтересовало.
– Что именно?
– Личность убийцы, – Николаев затянулся и резким щелчком бросил окурок в сторону, – обычный человек не носит при себе заточку.
– Значит, это профессионал?
– По крайней мере, он заранее подготовился к этому визиту!
– Думаешь, он хорошо знал хозяйку?
– Уверен! А почему тогда жертва впустила его в квартиру?
– Он мог представиться кем угодно: слесарем, электриком, – Юля усмехнулась, – в конце концов, просто знакомым её дочери! Думаю, у неё клиенты не только женщины, но и мужчины.
– Наверное, рано строить предположения, не имея никаких фактов, для начала тебе надо поговорить со своей портнихой. Но хитро, как ты умеешь!
– Я тоже так считаю, – она положила голову на грудь мужчины, – такая тихая ночь, даже не хочется возвращаться домой.
– Давай прогуляемся, мне так спокойно и хорошо, как никогда!
Лена открыла дверь сразу, будто стояла и ждала гостей. Её волнистые светлые волосы были перехвачены черной повязкой, как ободком. Глаза молодой женщины были припухшие. Она скорбно кивнула, приглашая Юлю жестом войти в квартиру.
– Костюм готов, – сказала она.
– Как ты, Лена? – журналистка с тревогой посмотрела на портниху.
– Нормально, – прошептала та, но её подбородок предательски задрожал. Она всхлипнула и махнула рукой, – проходи.
Гостья сказала заготовленные фразы о сочувствии к её горю не потому, что была равнодушной и бессердечной. Нет. Юля понимала, что должна узнать информацию, которой Лена вряд ли поделится с оперативниками. А если она сейчас даст волю своим эмоциям, то не сможет объективно оценить слова несчастной женщины.
– Ольга сказала, что твоя мама была прекрасным человеком, – участливо проговорила журналистка, усаживаясь на предложенный стул.
– Мама, – начала портниха и опять всхлипнула, – была такой доброй, такой честной, готовой всем помочь. Она всю жизнь вкалывала… В ноябре собиралась на пенсию…
– А кем она работала?
– Водителем троллейбуса, – рассказчица часто заморгала глазами, – профессия не женская, прямо скажем. Приходила домой за полночь, уходила на рассвете.
– Работала по сменам?
– Да, – Лена вздохнула, – нам же никто не помогал, вот она и вкалывала, чтобы мы жили «не хуже других», как она выражалась. Зато я росла самостоятельной. В пять лет уже сама яичницу делала… А теперь как я без неё? – она посмотрела на Юлю, с надеждой ожидая ответа.
