Я знаю, что никто не слышит меня, но все равно не решаюсь говорить правду. Когда не знаю, что говорить, замечаю, что обхватываю то руку, то талию.
– Мне здесь нравится. Я чувствую себя свободной, – и это правда. Улыбаюсь своему отражению и вижу, что, когда улыбаюсь, у меня спокойное выражение лица. Только губы выдают, что у меня хорошее расположение духа.
Все, кроме лжи, я записываю. Даже когда пишу, замечаю за собой, что немного хмурюсь при чем-то абсурдном, а когда не знаю, что записать, у меня дергаются губы, будто я причмокиваю.
– Скажи, Сьюзен, ты когда-нибудь боялась чего-то? – спрашиваю я, но не собираюсь отвечать правду, – да, – слова выходят сами собой, – я боюсь. Мне страшно, когда я в полной темноте. Это из-за того, что я не могу контролировать ситуацию. Я ничего не вижу – и это меня пугает. Мне страшно, что кто-то может узнать о моих странностях. Страшно, что меня не примут из-за них. Все мы зависимы от общества, и мне страшно, что я останусь без него.
Я одергиваю себя, когда понимаю, что слишком много рассказываю правды. У меня раскраснелись щеки, горят глаза. Я решаю, что будет правильным записать об этом в планшете. Моя искренность польстит правительству.
Я смотрю по сторонам. Белла с интересом рассказывает что-то отражению, отчаянно жестикулируя. Если бы нам предолжили такое задание в школе, все бы не поняли его. Но здесь другая атмосфера. Даже я здесь стала раскрепощенней.
Я начинаю корчить рожи зеркалу. Рассказывать мне ничего не хочется, но я решаю, что запишу свои черты при разных эмоциях.
– Что это? – смеется Белла, когда я стараюсь изобразить злость. У меня ничего не получается, и от этого я злюсь по-настоящему.
Мне нравится наблюдать за собой. Это интересно, замечать за собой что-то новое, видеть свою реакцию на то, что ты видишь или тебе говорят. Если бы у меня не был такой прямой нос, или глаза не сидели бы так близко, или еще куча недостатков, возможно, я была бы симпатичной. Но красивый человек не всегда добрый.
Я не хочу врать, что не встречала красивых людей и душевно, и внутренне. Такая Белла, Элоди, Шон и Шейн. Тамолодая девушка, которая помогла мне подняться, когда я упала с лестницы еще в детстве.
– Не хочешь прогуляться сегодня? – спрашивает Белла, вдоволь насмеявшись. Я смотрю в окно и замечаю, что дождь почти кончился. Небольшие капли бьются о стекло, а потом растекаются по нему. Еще не темнеет, но на улице мрачно.
– Хорошо, – я соглашаюсь все равно. Будет лучше, если у меня будет, кому доверять.
Когда заканчивается время, мы сдаем планшеты. Вероника аккуратно складывает их в стопочку, и я завидую ее перфекционизму. Для меня не имеет значения, как застелена кровать или сложена посуда. Но иногда мне не хватает усидчивости, чтобы до конца доделать что-то.
Мы с Беллой не заходим в комнату, а сразу идем на улицу. Дождь уже закончился, и трава блестит от капель. Дует легкий ветер, но снаржи все равно тепло. Я снимаю обувь и становлюсь босыми ногами на землю.
– Никогда не разувайся после дождя. Вся земля холодная, и ты простудишься, – всегда говорила Элоди. Но сейчас ее нет, и я могу себе позволить насладиться свежестью.
Ноги немного застревают в земле, и ходить немного сложней, чем обычно, но это совсем не мешает. Белла тоже разувается. Обувь мы оставляем у входа.
– Что ты чувствуешь? – интересуюсь я у нее.
– В смысле?
– Что ты ощущаешь? После процедуры. Ты понимаешь, что ты делишь с кем-то тело, или нет? Есть что-то особенное, что происходит с тобой, но не происходило раньше?
