- Хватит пенять мне Лизой. Мы с ней не живем вместе, - рычит Богдан.
- Да какая, к чертовой матери, разница?! Это ведь не мешает тебе с ней спать.
- Мы не спим, - признается он глухим тоном, - за два года это случилось лишь пару раз.
- Мне тебя поздравить с этим фактом или посочувствовать?
От былой понимающей Снежаны и следа не осталось. Теперь вместо нее язвительная особа, которая за словом в карман не лезет. Мою ярость питает жгучая обида, а еще злорадство. Лиза мне недавно пеняла, что я, мол, их с Исаевым счастье не могу ей простить, а оказывается и нет ничего. Встретиться за два года переспать пару раз – это даже отношениями назвать язык не поворачивается. Выходит, не так уж и безоблачно Лизино счастье, построенное на нашем разрушенном браке.
Но все это лишь со слов Богдана, так что сказанное нужно делить как минимум надвое. Больше я всяким россказням не поверю, тем более он вполне может врать. Зачем? Да хоть чтобы расположение заслужить – смотри, какой я молодец, всего два раза в койку сестренку твою затянул, а мог бы и каждый день. Ну просто благородный рыцарь.
- Я жалею обо всем, что натворил, - внезапно огорошивает Исаев.
А вот это признание обезоруживает. После наших перепалок, после всего, что случилось, я уже как-то свыклась с мыслью, что никакого раскаяния не будет, даже пары слов я не заслужу таких.
- Ты… что? – даже переспрашиваю, потому что поневоле кажется, что ослышалась.
Богдан морщится, как от боли, смотрит на меня исподлобья. Долго, мучительно долго. Кажется, я воочию вижу, как ему выворачивает душу – ох, не привык господин Исаев виниться и просить прощения, совсем не привык.
- Я жалею о том, что сделал. Довольна теперь? Или еще повторить? – Спрашивает так, словно я его извиниться вынудила, причем как минимум приставив пистолет ко лбу.
- Ясно… - бормочу я. – Да нет, Богдан. Твои извинения уже ничего не исправят.
Он сцепляет крепче зубы, так, что желваки по скулам ходят, смотрит не на меня, а в пол. Неужели ожидал какого-то другого ответа? Когда Исаев поднимает взгляд и наши глаза встречаются, в них столько всего, что я даже теряюсь. Боль, злость, опустошение, горечь.
Богдан перешагивает коробку, лежащую под ногами, оказывается вдруг рядом, слишком близко. Непозволительно, учитывая, что мы теперь чужие друг другу люди. Я застываю, широко распахнув глаза. Не станет же он… не посмеет, не должен…
Кажется, что вот-вот наши губы соприкоснутся, но в последний момент он делает шаг в сторону и огибает меня. Я растерянно смотрю в его спину.
- Куда ты? – обескураженно.
- К детям, - бросает глухо через плечо.
- Они спят уже, - отрезаю я и фыркаю, складывая руки на груди, - раньше надо было приходить.
- Я хотя бы просто посмотрю, - бурчит Богдан.
- Близняшки спят слишком чутко, не надо их тревожить. Если хочешь посмотреть на детей, приезжай, когда они не спят.
Исаев разворачивается на пятках, пробивает снова взглядом насквозь. Я прекрасно помню, насколько он взрывоопасен. Отца у него не было и Богдан всегда всё пытался контролировать, продумывал все возможные варианты развития событий. Что бы ни случилось, у него всегда был план. Ему просто жизненно необходимо ощущать это чувство контроля, что он хозяин жизни, держит руку на пульсе и всё идет в точности так, как он и запланировал.
Сейчас, видимо, Исаев в полном раздрае от случившегося. Внезапные дети и бывшая жена, свалившиеся как снег на голову, пошатнули всю выстроенную стратегию, выбили из колеи. Меня это даже забавляет. Наконец-то хотя бы не я одна чувствую, что у меня почва из-под ног разом ушла, как в невесомость выбросило.
