Все выдохнули. Гжеда разумно заметил:
– Зато если опозоримся, нам все эти пропущенные физры и обжы до конца года припоминать будут.
– Вот и не опозорьтесь, – посоветовала Мамель. – Физруку, физручке и обэжэшнику в конце месяца на стол – рефераты о здоровом и безопасном образе жизни. С картинками. Репетиции с завтрашнего дня.
По дороге домой, уже в машине, я вдруг сообразил:
– Позвольте-позвольте, а как же твои курсы, мам?
Мамель посмотрела в зеркало заднего вида и сухо сообщила, что закрылась. Сказала:
– Буду теперь готовить каждый день и гулять по вечерам. Дарья Семёновна будет довольна.
Я ответил в сердцах:
– Бабушка никогда не будет довольна.
Мамель равнодушно согласилась.
6 декабря
Тэги: ТАНЦУЮТ ВСЕ
На биологии Люсяна пододвинула ко мне бумажку, на которой было написано: «Дэн, ты так и не поздравил меня с днём рождения». Я подписал ниже: «Поздравляю. Желаю». Пририсовал кривой тортик со свечками. Думаю: если она сейчас начнёт выяснять отношения, пошлю её уже откровенно. Потом понял, что не пошлю. Мне Люсяну жалко. Знаю её с первого класса, с восьмого за одной партой сидим. Она добрая, хоть и дура, пока с Овчинниковой и Серёгиной не связалась, нормальная девчонка была. Люся отношения выяснять не стала. Скомкала бумажку и бросила её под парту.
На втором уроке Мамель занялась муштрой. Мы сорок минут шагали, как цапли по болоту.
Больше всего боюсь, что класс будет за глаза ругать всю эту затею с танцами. Но или мне кажется, или наши все вдохновились. Большинство, конечно, бревна. Люсяна, действительно, очень хорошо танцует. Гогава тоже на танцы ходила, нормально двигается.
Мамель решила в вальсе три пары поставить в центр с самыми сложными па, остальные будут плясать вокруг них вокруг них попроще. Третьей парой она выбрала меня с Аней. Сообщила мне вчера вечером.
– Не нужно, – говорю. – Все подумают, что ты меня выделяешь.
– Я не тебя выделяю, а Анечку, – сказала Мамель. – Ты там никому не нужен, все всегда смотрят на девочек, а вы, мальчишки, просто должны им красиво не мешать. А Анечка, если ты не в курсе, раньше занималась гимнастикой. Талант, говорит, за партой не просидишь.
Нас девятнадцать человек в классе, десять мальчиков и девять девочек. Кто-то лишний. Договорились, что Чиж танцевать не станет, а будет помогать Мамель с аппаратурой.
Мысли все о том, чтобы наладить с Аней отношения потеплее. Сегодня, когда выходили из школы, отвлек её от Чижа и Гогавы разговорами об английском. Софа с Чижом ушли вперёд, а мы пристроились позади. Дошли почти до самой остановки. Тут нас обгоняют три эталонные стервы, Овчинникова, Серёгина и Кисличенко, и Машка, обернувшись, громко спрашивает:
– Мартыновский, что за дауншифтинг? Соскуфился вконец?
Серёгина ржёт, Люсьена снисходительно улыбается.
– Овчинникова, – отвечаю с ленцой, – тебе вредно так много губами шевелить: силикон от трения разогреется, на грудь потечёт, цепная реакция начнется. А если, – ужасаюсь картинно, – мозг заденет?
Машка шипит:
–Ты не мартын, а баклан, сам себя не уважаешь, так хоть нам не делай… – и пальцем себе в рот тычет, мол, она блюет.
И пошли дальше. С Овчинниковой долго не потявкаешь, всё равно перебрешет. Люсьена себе классную моську завела, ни один слон не уйдёт необгавканным.
Аня вся сжалась. Идём, молчим. Ну что мне сказать? Извини, прости? Ну, такая вот у нас душевная обстановочка в классе. Уж за три месяца можно было заметить.
