– Я позвоню и всё устрою, – цепенея, улыбнулся он и почувствовал, что губы у него от страсти делаются картонными.
Галина Сорокопудская улыбнулась. Мирон Прибавкин тоже улыбнулся. Галина Сорокопудская подвинулась на шажочек. Мирон Прибавкин – тоже. Галина Сорокопудская ободряюще кивнула. Мирон Прибавкин осмелел, приподнялся на цыпочках и ткнулся губами туда, куда сумел допрыгнуть. И хотя был среднего роста и вообще, считал себя не очень маленьким, дотянулся всего лишь до подбородка. К его изумлению, Галина Сорокопудская наклонилась и, не меняя дарственного выражения глаз, наградила его страстным и долгим поцелуем, от которого у Мирона Прибавкина закружилась голова, а ноги даже чуть-чуть оторвались от земли, отчего Мирону Прибавкину показалось, что мир перевернулся верх тормашками. И он уже готов был пребывать в этом состоянии бесконечно долго, как вдруг за спиной, как в третьесортной французской комедии, раздался гнусавый голос Луи де Фюнеса:
– А-а-а!!! Кто у нас здесь по кустам шастает?! Документики!..
И из-за предательски разросшейся жимолости появился патруль ППС, то бишь «пэпсы»: два рядовых молодца с румянцем на щеках, нарочно подстерегающие парочки именно в таких глухих и тёмных местах.
Однако, заметив к своему ужасу, погоны Мирона Прибавкина и в особенности его синий китель с позолочёнными пуговицами, сдали назад, аки зайцы, да так быстро, что только пятки засверкали, а один из них в суматохе даже потерял орудие труда – свою полицейскую дубинку, то есть «татьянку» на полицейском жаргоне.
– Фу! – легко и непринуждённо захохотала Галина Сорокопудская, покачиваясь, как чрезвычайно притягательная гибкая ива. И открыла Америку очень даже приятным для слуха детским лепетом: – Они вас боятся!
– Ещё бы! – с гордостью повёл плечиком Мирон Прибавкин. – Нас все боятся!
И хотел было продолжить это самое сближение с Галиной Сорокопудской на фоне романтических чувств, но был остановлен её строгим голосом, она даже выставила перед собой ладонь с милым бирюзовым колечком:
– Что вы себе позволяете?! У меня муж пропал! А вы?.. – укорила она, покачав милой головкой с растрёпанными волосами.
И Мирону Прибавкину стало стыдно, он хотел было возразить, что она сама, мол, сама не против, но взглянув на неё, особенно на её серые, такие очаровательные и вместе с тем строгие глаза, предпочёл держать себя в рамках закона, а не заниматься выяснением отношения через час после знакомства.
– Извините… – отступился он, как истинный джентльмен, одёрнул китель и выпятил широкую грудь гренадера, которой чрезвычайно гордился. – Завтра я вам позвоню… – добавил в ожидании её волнительного ответа.
– Будьте любезны, – поддержала она его, гордо задирая свой голодный подбородок в небо, на котором, между прочим, в самый полдень проглядывали ясные, хотя и редкие, как факторионы в математике, звёздочки.
– Вам сюда, – принципиально кивнул Мирон Прибавкин на аллею в город, – а мне туда, – и посмотрел в ту сторону, куда убежали праведные сотрудники ППС.
– До свидания, – развернулась Галина Сорокопудская и гордо пошла, не оглядываясь.
Оглянется или нет? – загадал Мирон Прибавкин, как школьник на свидании. Оглянется, стану генералом, не оглянется… погибну в расцвете лет. Нет… не оглянется… Королева! – понял он, Королева!
Всё закончилось, Мирон, сказал он сам себе, всё отвратительно закончилось: я умер! И долго в тоске и печали глядел, пока её светлая, такая спортивная и очаровательная головка в ореоле белых-пребелых кудрей, не пропала в глубине сквера. У красивых женщин нет шансов для роста души, понял он, слишком много плотских соблазнов. Тяжело вздохнул, возвращаясь к своему обычному рабочему состоянию, и с поникшей душой, поплёлся в управление, в свою служебную конуру, где пробежался по всяким тайным и нетайным базам данных и, между прочим, выяснил, что Самсон Воропаев владеет «порше 911» и что машина до сих пор стоит по адресу «Бумажный проезд», 21.
