Блокадный пасьянс - страница 17
Больше всего её пугало то, что с ней был её партийный билет, предусмотрительно запрятанный в чулок. Была уверена, что если найдут билет, то ей несдобровать. Всё завершилось вполне благополучно. Детей она нашла, часть пути проехала с ними на поезде, часть – на грузовике, а в некоторых местах шла пешком.
Автор:
Лееб не планировал брать Ленинград с ходу, а намеревался вначале окружить его. Эта мысль была заложена им в доработанном приказе по группе армий. Он отдавал себе отчёт, что город по мере продвижения к нему немецких войск всё больше превращался в мощную крепость. Но овладение Ленинградом после его окружения всё равно оставалось первостепенной задачей командующего группой армий «Север».
Хотя Лееб и не симпатизировал нацистской политике, тем не менее, слова о стерилизации показали его неприязненное отношение к еврейскому населению. В консервативных немецких кругах в то время, как известно, были широко распространены радикальные антисемитские настроения по «улучшению подобным образом породистости немецкой нации». Фельдмаршал в своём дневнике выразился о стерилизации евреев вначале словами «должна была быть». Затем эти слова зачеркнул, оставив более мягкий вариант: «была бы». Лееб всё же обратился с протестом в ОКВ и ОКХ и, по некоторым сведениям, даже приказал войскам стрелять в погромщиков, если убийства не прекратятся. Как пишет в примечании составитель дневника фельдмаршала Г. Майер, Гитлер передал Леебу через Кейтеля, что запрещает «вмешиваться в это дело. Речь идёт об акции политического очищения внутри литовского народа, которая не касается командующего группой армий». Прибывший в группу армий «Север» 3 июля главный адъютант фюрера полковник Рудольф Шмундт ясно дал понять офицерам, что от них требуется невмешательство в действия убийц: «Солдата нельзя обременять этими политическими вопросами. В данном случае речь идёт о необходимой чистке». То есть военнослужащим было приказано закрывать глаза на бесчинства подобного рода.
В книге историка Юлии Кантор «Прибалтика: война без правил (1939–1945)» приводится ужасающий рассказ свидетеля еврейского погрома в Каунасе: «Молодой мужчина (это был литовец) в возрасте примерно 16 лет, с засученными рукавами, был вооружён железным ломом. К нему подводили человека из стоящей рядом группы людей, и он одним или несколькими ударами по затылку убивал его. Таким образом он менее чем за час убил 45–50 человек».[18]
Информация Бурова о притоке беженцев из Прибалтики и прилегающих районов в Ленинград говорила о том, что люди наивно полагали укрыться от войны за стенами огромного города. Он казался им неприступной крепостью, перед которой враг будет разбит.
Высказывание Скрябиной свидетельствует, что многие слухи рождались в войну вследствие хаоса, неразберихи, отсутствия достоверной и полной информации. Эту нишу недосказанности заполняли выдуманные истории. Жители либо сами оказывались подвержены панике, либо выдавали желаемое за действительное. Скрябина тоже питалась такими слухами, поэтому её дневниковые сведения не всегда и не полностью соответствовали реальности. Но настроение различных слоёв населения Ленинграда она отражала правдоподобно.
Подобно Бурову коммунистка Куракина считала всех немецких солдат фашистами. Так ей внушала официальная пропаганда после событий в Испании в 1936–1937 годах. И даже временное потепление отношений между СССР и Германией накануне войны не могло изменить стойкий образ фашиста, созданный Михаилом Кольцовым, Ильёй Эренбургом и другими известными литераторами. Действительность оказалась другой. Примечательна характеристика Куракиной немецких солдат: «Люди как люди». На Скрябину эта характеристика подействовала успокаивающе. Она уже не исключала того, что сама может оказаться в немецком плену. В 1942 году так и случилось после эвакуации Скрябиной с детьми в Пятигорск. Война её догнала, когда немцы овладели Кавказом. Скрябина, оказавшись в оккупации, убедилась в том, что Куракина была в принципе права: многие немецкие солдаты оставались нормальными людьми, хотя встречались всякие. Об этом Скрябина позднее тоже написала в своём дневнике.