, твердила ему мать. Но Баки понимал, что Бесс хитрит. Она слишком хорошо знала своего сына, знала, что, если его отговаривать, он непременно захочет поступить наперекор. Тем не менее он думал о Норме Джин иначе, чем о других своих девушках. Даже когда был с Кармен. Особенно когда был с Кармен и делал сравнения. Посмотри правде в глаза, она потаскуха. Такой нельзя доверять. Он думал о Норме Джин и после обеда, в похоронном бюро, когда помогал бальзамировщику мистеру Или готовить тело для «прощального зала». Особенно тело нестарой женщины. Им овладевало незнакомое прежде чувство, ощущение быстротечного времени и неизбежной смерти. Как говорится в Библии, «доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься»[29].
Каждую неделю в «Лайфе» появлялись фотографии раненых и убитых; тела солдат, полузасыпанные песком на каком-то забытом богом островке в Тихом океане, о котором ты никогда прежде не слышал. Целые штабеля китайцев, погибших во время японской бомбежки. И каждый в смерти был наг. Интересно, как выглядит обнаженная Норма Джин? При мысли об этом он едва не лишился чувств, понял, что ему надо бы сесть и спрятать голову в коленях, а мистер Или, смешной усатый холостяк с невероятно густыми бровями – ну в точности как у Граучо Маркса[30], – начал поддразнивать его, обзывать «слабаком».
Во время ночной смены на заводе, среди оглушительного шума и грохота, Баки тоже не переставал думать о Норме Джин. Прикидывал, не пошла ли она сегодня на свидание, вместо того чтобы остаться дома и думать о Баки, как обещала? Мужчины постарше, работавшие вместе с Баки на конвейере, стремились поскорее попасть домой, к женам, забраться в постель в шесть часов утра. И отпускали на эту тему бесконечные шуточки, плотоядно потирали руки, многозначительно закатывали глаза и самодовольно ухмылялись. Некоторые показывали фотографии молоденьких миловидных жен и подружек. Один похвалялся снимком жены, позировавшей в стиле Бетти Грейбл, – она стояла спиной к камере и смотрела через плечо, и был на ней не купальный костюм, как на Бетти Грейбл, но одни лишь кружевные трусики и туфли на высоком каблуке. Баки разве что зубами не скрежетал. Да она и вполовину не так сексуальна, как Норма Джин, если поставить ее в ту же позу! Погодите, вы еще увидите мою девушку!
Получается, он влюбился в нее, что ли? Черт подери, может, и правда влюбился. Может, пришла пора и ему влюбиться. И ему совсем не хотелось, чтобы Норма Джин досталась другому парню.
По мнению Баки Глейзера, на свете существовали две категории женщин: «твердые» и «мягкие». Лично он всегда западал на мягких. Он это твердо знал. Эта милая девчонка смотрела на него, широко распахнув глаза, верила ему, соглашалась с каждым его словом, что вполне естественно, ведь Баки поумнее ее, и ему очень нравилось, что она с ним соглашается. Баки равнодушен был к боевым девицам, которые воображают, что самый сексуальный способ флирта – это доставать парня и действовать ему на нервы. Короче говоря, вести себя как персонажи Кэтрин Хепберн. Ну да, Баки с ними заводился, но с мягкой и податливой Нормой Джин он заводился по-другому: ему даже снилось, что он перешептывается с ней, обнимает ее, укутанную простыней, целует и гладит. Больно не будет, обещаю! Да я от тебя просто без ума. И он, сгорая от желания, просыпался среди ночи в постели, в которой спал уже бог знает сколько времени, лет с двенадцати наверное, и давно ее перерос: лодыжки и ступни сорок шестого размера уже на ней не умещались.
