– Ну, что ты, что ты, глупышка! Все тебя здесь любят, а я так пуще других. И нашёл бы тебя, как пить дать, нашёл бы, если бы отцу не было так плохо. Боялись мы от него отойти, чуть не помер у гроба.
– Горе-то какое, Адриан! Покинула нас Катарин! – уже было высохшие слёзы с новой силой полились. Адриан обнял её, прижал к груди, и рубашка, помятая со сна, стала влажной. Сердце громко застучало, наполненное горячим чувством доверху, как ведро молоком.
– Горлинка моя, как истосковался я по тебе! Как умолял всё это время отца, чтобы разрешил он нам быть вместе!
Эти слова заставили её опомниться, и Жюзьен оттолкнула его.
– Не быть тому! Так и запомни, Адриан! Ты мне только брат!
– Что говоришь ты такое? Кто ж возьмёт тебя теперь?..
– А то не твоя забота! Я слово дала усопшей и буду его держать! Не смей больше даже приближаться ко мне!
Молодой человек, широко раскрыв глаза, оторопел:
– А как же наша любовь?
– Какая любовь? Тебе показалось, ошибку мы с тобой совершили тогда, страшную ошибку… Вот мама и заболела!
– Не смей так думать! Причём здесь это?
– А удар когда её хватил, помнишь? Когда ты с отцом из-за меня спорил. Женись на своей суженной, а про меня и думать позабудь! – схватив ведро, она выскочила из хлева, словно ужаленная. В доме уже все проснулись, кроме той, что лежала в гробу. Столкнувшись с Реми у порога, Жюзьен отпрянула от него, как чёрт от ладана. Поставила ведро с молоком возле очага и унесла ноги не оглядываясь, но парень её догнал за углом дома.
– Где ты была? Все думали, ты ушла, бросила нас.
– Кто думал? Ты?! Небось, даже не заметил моего отсутствия!
– Глупышка, я не мог подойти к тебе, был слишком занят…
– Хватит меня глупой называть! – Жюзьен даже топнула ногой от злости.
В этот момент Реми обнял её и, прижав к стене дома, страстно поцеловал. Кровь ударила в голову, не смогла его отвергнуть, слишком сильны были чувства и горячо желание.
С трудом оторвавшись от нежных губ её, Реми произнес:
– Делай вид, что ничего не случилось, пусть гости разъедутся, незачем им о наших делах знать да сплетни разносить. Я сам потом с отцом поговорю и с братом объяснюсь… Не время сейчас.
– Хорошо, – Жюзьен с трудом дышала, она всё больше и больше влюблялась, и горячее сердце пылало в груди.
Реми это видел и боялся, что девушка выдаст его раньше времени, а этого нельзя было допустить, только не сейчас, не в день похорон, когда отец и так убит горем… Он прикоснулся к её горячему лбу и подумал о том, что у Жюзьен, должно быть, высокая температура.
– Обещай мне!
– Обещаю… – безропотно произнесла она, тая в его руках.
Он слегка встряхнул её вернув на землю, а затем быстро ушёл.
Отпевание длилось около часа, а после гроб с телом повезли на телеге к деревенскому кладбищу. Лысоватый священник не вызывал у Жюзьен особой симпатии, слишком уж вялый и безразличный, бубнит что-то себе под нос. Она вспомнила отца Эдуарда, его звучный голос и проникновенные речи, когда каждое слово люди ловили с жадностью, как пищу голодные птенцы.
«Таких священников – один на миллион! – подумала она и робко взглянула на Реми, стоявшего рядом с братьями. – Интересно, одобрил бы отец мой выбор?»
И тут же пришёл ответ:
«Береги себя!»
«Что это значит? Не быть нам вместе?»
Но больше она ничего не услышала.
– Родные могут проститься с усопшей и окропить могилу святой водой, – священник отошёл в сторону, предлагая людям подойти ближе. В этот момент начался дождь, капли покрывали лицо умершей, скатываясь с него, словно слёзы. Целуя в последний раз мокрые губы своей жены, Ронан покачнулся, крепкие руки сыновей поддержали его, не дав упасть.
