Читать онлайн Олеся Кринж - Бобрик

Москва. 1974г. Южнопортовый район.

– Бобрик, ты чего сегодня такой хмурной? – светловолосый мальчик в помятых клетчатых шортах весело подтягивался на турнике, попутно разговаривая с висящим рядом другом.

– Не успел на открытие Автомобилиста… – мрачно ответил тот, спрыгивая на землю и потирая раскрасневшиеся ладони. Прозвище, данное ему во дворе, подчёркивали два длинных передних зуба, которые немного выглядывали из-под сомкнутых губ. Одет он был в пожелтевшую майку и растянутые спортивные брюки грязно-зелёного цвета.

После школы мама должна была отвести Бобрика к логопеду, потому что в свои двенадцать он никак не мог выговорить «р». Очередь в детском центре была настолько большой, что могло показаться, будто в городе поселился злой волшебник, похищающий шипящие, свистящие и другие звуки с молодых и ещё не окрепших языков.

Мальчик изрядно нервничал, переживая, что пропустит важнейшее мероприятие, о котором уже почти месяц говорили все уважающие себя пацаны в Южнопортовом. В газетах обещали чуть ли не культовый концерт, завершением которого станет торжественный заезд на свеженьких машинах, только выпущенных с производства.

Стрелка на заляпанных краской круглых часах, висящих над огромной стенгазетой, двигалась всё дальше, заставляя Бобрика крепче сжимать кулачки и поскрипывать недавно вылезшими коренными зубами.

– Не переживай, там совсем неинтересно было! – друг крепче сжал перекладину и всем телом подался вверх. – Слышали мы все эти песни уже раз сто, – он говорил сдавленно, прилагая все усилия, чтобы подтянуться как можно выше. – Или двести! – резко выдыхает, повисая на турнике, и трясёт босыми ступнями, стараясь сбросить напряжение на песок, где валялась пара стёртых резиновых шлёпанцев.

Бобрик смотрел на него грустными карими глазами, поблескивающими в пурпурных лучах закатного солнца. Он не мог сдержать пылающую в сердце зависть, поэтому искренне мечтал о том, чтобы перекладина турника вот-вот переломилась.

– Всё равно можно будет прийти посмотреть на машины, которые выставили на витрине у входа, – ободряюще продолжил друг, пытаясь сдуть со лба непослушную чёлку. —Вот ты бы какую себе хотел?

– Москвич, – быстро отозвался Бобрик, воображая себя за рулём автомобиля, несущегося по магистрали. Он представлял, как волосы щекочет ветерок, залетающий в салон из тоненькой щели над опущенным окном, и дрожит стрелка на спидометре.

– Но они, наверное, такие дорогие, – мальчик с горечью в голосе прервал собственный поток мыслей и опустил глаза на песок, рассыпанный под ногами.

– Мы обязательно станем с тобой директорами завода и сделаем себе по новенькому Москвичу, – друг резко спрыгнул вниз, поднимая в воздух песчинки, и довольно хлопнул в ладоши.

– Да какие из вас директора, – сзади раздался насмешливый и скрипучий голос. – Вам бы сначала сопли научиться вытирать, – полный и высокий мужчина в полосатой водолазке подошёл к мальчуганам и зарядил каждому щелбан по носу.

В глубине тёмно-фиолетовых впадин блестели повидавшие многое ледяные глаза. Мужчина гордился своей бородой, кучерявой и спутанной, он постоянно поправлял её и расчёсывал маленьким деревянным гребнем чаще, чем взлохмаченные волосы, между которыми виднелись редкие проплешины.

Бывший военный знал каждого мальчишку, жившего в этом дворе, и старался воспитывать по всей строгости. Отцы детишек были только рады доверить своих сорванцов бывалому вояке и по совместительству приятному собутыльнику, который никому не отказывал в приятной компании, будь то добрейшее утро или приятнейший вечер.

– Тренируйтесь! А там, может, и выйдут из вас достойные люди.

Москва. 2010г. Проспект Вернадского.

Студенческое общежитие под номером восемь возвышалось огромной кирпичной глыбой над маленькими бледно-жёлтыми пятиэтажками, построенными не один десяток лет назад. Между ними виднелись ухоженные клумбы, деревянные лавочки, чуть облупившиеся от постоянного наслаивания краски, а также несколько старушек, которые уже второй час возмущённо рассуждали о нахальных студентах, безжалостно сорвавших этим утром едва распустившиеся гладиолусы.

Оранжево-коричневый кирпичный рисунок ярко выделялся среди чистого голубого неба. Общежитие имело целых десять этажей, среди которых восемь считались жилыми, а два верхних – негласно предназначались для хранения различной хозяйственной утвари и промятых матрасов.

На третьем, шестом и восьмом этажах располагались зоны для самостоятельного обучения: небольшие уютные комнаты с партами и досками для заметок, где студенты могли сосредоточенно готовиться к зачётам, лекциям или просто сидеть за любимой книжкой с кружкой чая. Там стояли большие шкафы, в которых лежали книги на любой вкус: от кулинарных энциклопедий до когда-то запрещённой политической литературы. Огромной популярностью пользовался пожелтевший китайский разговорник, в котором от постоянного листания были засалены страницы с транскрипциями бранных выражений.

Седьмой этаж славился своей большой комнатой для игры в настольный теннис и постоянно сломанной душевой. Часто в мужской ванной комнате находили ракетки и помятые мячики, но никто не признавался в их краже, поэтому то, как они сюда попадают и для чего предназначаются, до сих пор оставалось загадкой. Инвентарь обновляли оперативно, но душ почему-то чинили только раз в полгода, поэтому проживающие путешествовали со своими купальными принадлежностями по другим этажам или скрючивались над раковиной в причудливых позах, когда уж очень срочно надо было помыть голову или ополоснуть ноги.

На первом располагались кабинеты администрации, поэтому живущие здесь к последнему курсу в совершенстве овладевали искусством бесшумной ходьбы либо переселялись выше, чтобы избавить себя от пустяковых ссор с красноволосой коменданткой, которая когда-то преподавала в детской колонии математику, если верить рассказам уборщиц.

Второй и четвёртый этажи не могли похвастаться чем-то выдающимся, зато на пятом жила Полина Андреевна, студентка первого курса факультета дизайна. Это направление считалось новым и очень прогрессивным, но некоторые преподаватели всё ещё принимали его за продвинутое черчение с элементами творчества.

По приказу о распределении студентов-бюджетников Полине досталась комната, разделённая на три части: каждая студентка имела здесь в своём распоряжении шкаф, тумбочку, одноместную парту, стул и кровать. Спальное место девушки находилось ближе всего к окну, поэтому она была ответственной за открывание форточки, когда соседки жаловались на невыносимую жару. На стенах были развешаны фотографии, рисунки и плакаты. Полки чуть прогибались от рядов толстых книг, а постели были заправлены мягкими пледами.

Изголовье одной из кроватей находилось очень близко к двери. На ней с лёгкостью можно было вынести кого-то в коридор вперёд ногами при необходимости. На пледе лежали два розовых плюшевых кролика, которые напоминали спящей здесь Ксюше о доме. Она имела привычку рассказывать перед сном сказки, и Полине это казалось очень милым.

Пусть девушки были одного возраста, каждая абсолютно по-разному воспринимала мир. Ксюша грезила о карьере популярной писательницы и была уверена, что слава чудесным образом свалится на неё сразу же после окончания филфака. Другая соседка, Женя, первокурсница юридического, не разделяла подобного энтузиазма и могла бесцеремонно встревать в наивные монологи Ксюши со своим «работать надо, работать, а не мечтать».

За месяц жизни в общаге Полина научилась играть в теннис с ребятами с седьмого, познакомилась с местным книжным клубом, пару раз сожгла свой омлет, но зато научилась оттирать любые пятна от сковороды с помощью пищевой соды и железной щёточки.

Полине нравилось чувствовать себя самостоятельной в новом городе и не переживать, что родители будут ругать её за позднее возвращение домой. А что она терпеть не могла – так это общажный лифт. Он был очень старым, свет там горел с переменным успехом, а стёртые цифры на кнопках почти не читались. Почему-то именно сегодня ей захотелось побаловать себя и спуститься на нём вместо того, чтобы целых пять этажей скакать по ступеням вниз.

Зайдя в кабину, Полина почувствовала лёгкое волнение: с сегодняшнего дня она официально числилась сотрудницей ресторана Фьюжн, ведь испытательный недельный срок был успешно пройден.

Внезапно лифт остановился. Паника росла, указательный палец нервно тыкал в кнопку вызова диспетчера. Старая, будто пожёванная круглая шашка чёрного цвета с остатками белых чернил, которыми ранее была нарисована единица, была вжата в панель управления до упора.

Время тянулось медленно, и каждый вздох гулко отражался от металлических стен. Секунды казались вечностью, а холодный свет флуоресцентной лампы неприятно давил на глаза.

Слова диспетчера шипели на неизвестном демоническом языке: аудиосистема в общажном лифте явно не отличалась современностью. Полина прислушалась и, собрав кряхтящие звуки, догадалась, что через полчаса её обещают вытащить отсюда. Сердце билось всё быстрее, голова полнилась воображаемыми картинами не радужного будущего: от взбучки на работе за опоздание до немедленного увольнения с позором.

Полина то и дело поправляла свои каштановые волосы, которые с раннего утра были старательно выпрямлены утюжком. В лифте было жарко, девушка то и дело принюхивалась, опасаясь, что вспотеет в свежей беленькой рубашке. Тонкие колготки липли к ногам, и хотелось поскорее выбраться на свежий воздух.

Полчаса на деле оказались чем-то около часа и пятнадцати минут. Двери лифта с лязгом открылись, и Полина, слегка пошатываясь, выбралась на свободу. Она быстро приложила пропуск к турникету и выбежала на улицу. Проспект был заполнен толпами, спешащих по своим делам, и звуки города сливались в едином шуме. Прохладный ветерок приятно касался горячей и влажной кожи ног под кожаной юбкой-карандашом.

Стараясь не терять ни секунды, Полина героически пробиралась сквозь зевак, досматривающих свои сны, стоя на эскалаторе. Вагон метро, в который она еле втиснулась, казалось, мог лопнуть в любую секунду. Полина стояла, прижавшись к двери, и рассматривала яркий рекламный плакат на противоположной стороне вагона. В руках она сжимала чёрную сумочку, которую недавно купила в торговом центре рядом с институтом. С каждой остановкой губы сжимались всё крепче, стирая розоватый блеск. Время опоздания только увеличивалось.

Услышав название нужной станции, Полина выбралась из тесного вагона и побежала вверх по эскалатору. Она боялась споткнуться и полететь вниз, но ещё больше её ужасала перспектива так быстро потерять с трудом найденную работу. Дыхание сбивалось, колени начинали ныть.

На улице пришлось на мгновение остановиться, чтобы сориентироваться, а затем с новыми силами устремиться вперёд, минуя пешеходные переходы один за одним.

Добравшись до блестящего стеклянного крыльца Фьюжна, Полина быстро открыла стеклянную дверь и вбежала внутрь, пытаясь восстановить дыхание. Как назло, прямо в центре зала стоял Руслан Вадимович. Последний раз Полина видела директора ресторана только на собеседовании неделю назад. Его лицо было хмурым, глаза сверкали гневом. Колокольчики, висящие на двери, медленно утихали.

Девушка чувствовала, как кровь приливает к щекам. Больше всего она боялась, что кто-то будет глядеть на неё с таким разочарованием. Последний раз подобным образом в её сторону смотрели родители, когда она забыла взять паспорт на экзамен по английскому языку, который был решающим для поступления. Тогда им пришлось мольбами просить о возможности пересдачи.