Но в онемении
Застыли руки речки.
И лишь продрогший
Хрупкий воробей
Прилип к стеклу,
Как к русской печке.
…Позднее, на нашем юбилейном концерте в Театре эстрады, мы со Славой спели эту песню уже дуэтом. Фактически это была премьера. Зритель насторожился. Дуэт был не со Стаханом Рахимовым! К этому дуэту зритель был не готов.
Но успех был большой.
Вскоре нам позвонил незнакомый человек, который, оказывается, посещает все наши концерты и знает большинство наших песен.
– Я обыскал весь Интернет! Искал вашу потрясающую новую песню. Про зиму! Вы недавно пели ее на вашем юбилее. И не нашел нигде! Как же быть?!
И эту песню, как выяснилось, ищет не он один.
Позднее Слава выпустил новый альбом, где была эта песня. И он еще поет ее в концертах.
Да и я – тоже!
Славочка Малежик, ты просто молодец! Спасибо тебе! Ты своей (нашей!) песней сделал мне потрясающий подарок.
И мне, и нам, и многим.
Иначе эти стихи так и остались бы только стихами.
А так – ПЕСНЯ!
Мы пережили многих царей. И в эпоху каждого наша жизнь менялась. В ту или совсем в другую сторону.
Чаще – в другую.
Иногда – в обратную.
Наше детство и ранняя юность выпали на эпоху товарища Сталина. И раннее детство – на войну.
Помню – плачет мама. Немцы уже под Москвой. И нас, детей, эвакуируют вглубь страны.
Сестру – со школой. Меня – с детским садом.
Уже потом мама с трудом находит каждую, собирает вместе. Эвакуируемся в Бузулук. На юг Урала.
…Война кончилась. Мы как бы победили. Да, мы победили. Но – вся улица в инвалидах.
– Мама, а почему все так радуются?
– Доченька, война кончилась! Победили мы, понимаешь? Победили!!!
Я маму засыпаю вопросами:
– Мам, а почему тогда люди плачут?
– А почему так много раненых? И безногих много почему-то?
– Мам, почему так мало дяденек здоровых? Они что, еще воюют?
Мама молчит.
А потом:
– Это – и великая, и горькая победа. Но если б не она, нас с тобой уже не было бы. Ведь мы – евреи.
– А что, все другие бы были, только евреев не было б?
– Нет, доченька. Тоже не все бы были. Но мы в особенности.
Долго помнила ее слова.
И помню до сих пор.
Все еще Сталин. А уже школа. На перемене староста класса разносит в белой наволочке теплые ароматные бублики. Пахнут.
Уже есть зачем в школу ходить.
О войне много говорят. По-разному рассказывают.
У одной девочки дедушка воевал. Хотели его в школу пригласить, рассказать о СВОЕЙ войне. Он отказался. А внучке говорит:
– Не могу рассказывать. Много боли и грязи было. Много беды.
А у одной бабушки спросили, какой был самый счастливый день в ее жизни. Она говорит, что тот день, когда ей разрешили пойти медсестрой на фронт. Так и сказала.
Имя Сталина везде. Мы поем о нем песни. Учим стихи.
И успеваем с его именем вырасти.
И мы уже – подростки.
По-прежнему мальчики и девочки учатся раздельно. В разных школах.
И вот уже – причащение к творчеству: школьный театральный кружок и спектакль. Моя первая сцена. На первом школьном вечере с мальчиками.
Чехов. Я – Маша в «Трех сестрах». И Татьяна Алексеевна в «Юбилее». И – стихи со сцены. Много Пушкина.
…И вот мы уже почти взрослые.
В это время умирает вождь.
Страх и растерянность. Как жить?! Что нас всех ждет?
Похороны. Людское месиво на Неглинке.
Гибнут люди. Много людей. Вождь в своем репертуаре. Берет с собой.
На похороны мы с Володькой не пошли. Нам некогда. У нас – любовь.
Потом – Хрущев. Оказывается, была оттепель.
Везде сажают кукурузу. Она у нас не растет. Все равно сажают. Насильно. Вождь хочет кукурузу. Любит.
