Доброе к людям – это минимальная арендная плата земле за то, что мы по ней ходим
Народная мудрость
Ранее утро. 8 марта. Будильник зазвенел, и, даже не успев начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте я оделся и, тихо прикрыв входную дверь, вышел на улицу. Едва светало.
Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться мне под куртку. Подняв воротник и спрятав в него лицо, я быстро шёл к рынку. Ещё за неделю до этого я решил – никаких роз, только весенние цветы. Праздник же весенний, вот пусть и будут на столе первые вестники пробуждения природы!
Прямо у входа на рынок стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были мимозы. Ярко-жёлтые, с притягательной силой. Я ощутил прилив энергии и понял: это то, что мне нужно.
– А кто продавец? – спросил я, пряча руки в карманы. Только тогда я почувствовал, какой был ледяной ветер, хотя на улице вступила в свои права весна.
– А ты, сынок, подожди. Она отошла ненадолго, сейчас вернётся, – сказала тётка, торговавшая по соседству солёными огурцами.
Я встал в сторонке и начал улыбался, представляя, как обрадуются мои женщины – дочка и жена.
Напротив меня стоял старик.
Старорежимный плащ, фасона 1965 года, на нём не было места, которое не было бы зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраст. Один ботинок был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нём просто отвалилась. Из-под плаща выглядывала старая ветхая рубашка, но и она была чистой и выглаженной. Лицо? У него было обычное лицо старого человека, вот только во взгляде было что-то непреклонное и гордое.
Деда трясло от холода, его руки посинели, но он стоял на ветру и ждал.
К горлу подступил ком. В душе появилось странное чувство.
Я начал замерзать, а продавщицы всё не было.
Я продолжал рассматривать деда. Было видно, что дед не алкаш, а просто старый измученный бедностью и возрастом человек. И ещё я почувствовал, что он стесняется своего теперешнего положения за чертой бедности. Странное чувство усиливалось.
К корзине вернулась продавщица. Дед робким шагом двинулся к ней. Я тоже подошёл ближе.
Дед приблизился к продавщице, а я остался чуть позади него.
– Хозяюшка, милая, а сколько стоит одна веточка мимозы? – непослушным от холода голосом проговорил дед.
– Так, а ну вали отсюдова, алкаш! Попрошайничать надумал? Давай вали, а то!.. – прорычала она.
– Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью я вообще. Мне бы одну веточку. Сколько она стоит? – тихо спросил дед.
Я был позади него, чуть сбоку. И увидел, как у него в глазах стояли слёзы.
– Одна?! Да буду с тобой возиться, алкашня, давай, вали отсюдова! – рыкнула продавщица.
– Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, – так же промолвил дед.
– Ладно, для тебя, алкаш, 5 гривен ветка, – с ухмылкой ответила продавщица. На её лице проступила ехидная улыбка.
Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало три бумажки по гривне.
– Хозяюшка, у меня есть три гривны, может, найдёшь для меня веточку на три гривны? – очень тихо спросил дед.
Я видел его глаза. До сих пор я никогда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины.
Деда трясло от холода, как лист бумаги на ветру.
– На три тебе найти, алкаш? Га-га-га, щас я тебе найду, – уже прогорланила продавщица.
