Она нагнулась к корзине и долго в ней ковырялась.
– На, держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари, га-га-га-га! – дико захохотала продавщица.
В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы, сломанную посередине.
Дед пытался другой рукой придать этой ветке божеский вид, но та, не желая выпрямляться, сгибалась пополам, и цветы смотрели в землю… На его руку упала слеза… Он держал сломанный цветок и плакал.
Волна обиды постепенно накрывала меня. По телу прокатилось непонятное ощущение, которое вдруг переросло в обострённое чувство несправедливости. Подступили гнев и агрессия, с которыми я уже не мог справиться.
– Слышишь, ты… Что же ты делаешь? – начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия, чтобы не наброситься на продавщицу, хотя где-то в глубине души чувствовал, что не следует её осуждать – так воспитана, жизнь такая… Да и алкашей поди ей тоже много попадается.
Видимо, в моих глазах было что-то такое, от чего продавщица заметно побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня, как мышь на удава, и молчала.
– Дед, подожди, – сказал я, взяв его за руку. Я был полон решимости и не совсем отдавал себе отчёт в своих действиях и словах.
– Послушай, ты… Сколько стоит твоя корзина? Отвечай быстро и чётко, чтобы я не напрягал слух, – тихо, но очень внятно прошипел я.
– Я не знаю, – промямлила продавщица.
– В последний раз у тебя спрашиваю. Сколько?!
– Наверное, 100 гривен, – ответила продавщица.
Всё это время дед непонимающе смотрел то на меня, то на неё.
Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил из корзины все цветы и протянул их деду.
– На, отец, бери и иди, поздравляй свою жену, – сказал я.
Слёзы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал…
У меня самого слёзы стояли в глазах, и комок в горле всё ещё не отступал.
Дед мотал головой в знак отказа и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.
– Хорошо, отец, пошли вместе, – сказал я и взял его под руку.
Я нёс цветы, а он – свою ветку. Мы шли молча.
По дороге я потянул деда в гастроном. Купил торт и бутылку красного вина.
И тут я осознал, что я не купил цветы своим женщинам.
– Отец, послушай. У меня есть деньги, эти 100–150 гривен для меня не сыграют роль, а тебе с поломанной веткой идти к жене негоже – сегодня же 8 Марта. Бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй. Прими! Это лучшее, что я могу сделать для себя и своих близких.
Слёзы текли по щекам деда и падали на плащ. У него задрожали губы. В его глазах были немая благодарность и полное недоумение.
Я не мог больше смотреть на это. Силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и, вытирая глаза, сделал шаг к выходу.
– Мы… Мы… 45 лет вместе… Она заболела… Не мог я её оставить сегодня без подарка, – тихо сказал дед. – Спасибо тебе…
Я знал, что дед принял мой подарок.
Я бежал весь в слезах, даже не понимая, куда бегу. Я ощущал, что отныне навсегда уже стану другим.
