– Что ты шепнул, не расслышал! – проскрипел Кофейня, когда его «соскоблили» с радиатора центрального отопления.
– Не притворяйся, не притворяйся! – взбеленился Проктер. – Тут все знают, что у тебя слух полностью восстановился. После «чудо-носков».
– У него там, наверное, за ночь опять заросло! – догадалась Аделаида Викторовна.
– Несомненно! – согласилась фельдшер Валентина. – Хотя я только вчера вечером состригала его волосьё, но не закончила процедуру, потому что потеряла в правом ухе портновские ножницы.
– А я после этого еще два часа чистил твои слуховые каналы на фрезерном станке! – захлебнулся от злости фрезеровщик Прокопчиков, обращаясь к Кофейне. – Сначала в обычном режиме, но когда твоя голова с туловищем стали вращаться с частотой шпинделя, и у тебя началась морская болезнь, зажал голову в тисы?
– И что?
– А то, что сломал в твоем ухе сверхтвердую фрезу из нитрида бора. Знаешь, сколько она стоит?! А ты так и не проставился!
– Не тебе одному! – откликнулся из дальнего угла сварщик Кутепов. – Мне потом автогеном пришлось вырезать дремучие волосяные джунгли, чтобы извлечь из ушей ножницы и остатки злополучной фрезы для списания.
– Перебьетесь, джентльмены! – отрезал Кофейня, ловко подцепив заветный графинчик и притянув его к себе.
После минутного раздумья директор лицея продолжил:
– Мистер Прохоров, сожалею, но вы будете в резерве команды, так как утратили профессиональные качества.
Проктер беззвучно пожевал воздух губами в поисках очередной занозистой рифмы («качества-мачества-басмачества-землячества»)… и споро взялся за ручку.
– Проктер, ты что там все время строчишь? Заяву на меня в органы или протокол заседания? Поясни! – подозрительно покосился на мастера Кольцов.
– В данный момент мое воображение захлестнула волна производственной лирики, – выдохнул мастер Прохоров и с гордостью зачитал собравшимся свежеиспеченное творенье:
Не ровен час, деталь в дугу запорешь!
Стою на смене, не жалея ног.
Нас двое в целом мире: я и кореш,
Мой верный кореш – фрезерный станок!
– Превосходно! – воскликнула старший методист.
– Пиши, авось что-нибудь получится. А мы с нетерпением ждем вашу зажигательную речь, Иван Поликарпович! – повернулся к Кофейне директор.
Мэтр сантехники, явно ожидавший своего часа, достал изнутри кепки пожелтевший замызганный листок и с чувством произнес несколько фраз, больше похожих на свадебный тост.
Проктер, у которого прорезался поэтический дар, прослезился и зачитал следом еще один стишок-нетленку:
– Да здравствует лицей, обитель доброты! Долой папараццей! Иль не согласен ты? – с этими словами он злобно сверкнул очами в сторону Сереги Кометова и больно ткнул того кулаком в бок.
Серега-физик, мирно спавший после винца и пламенной речи старого препа Кофейни, пискнул:
– Одобрям-с!
Все аплоднули и принялись за следующий бокал.
У Их Величества повторно зазвонил мобильник. Кольцов машинально нажал на кнопку.
– Алекс, бэдбойсик, ты почему меня вчера бросил? – заверещал в трубке голос девицы.
– Ты ктоу?
– Я Лэра. Лэра-беби.
– Какая Лэра?
– Лэра с машзавода? Ты что, забыл??
– А-а-а, – произнес Кольцов, – а-а-а!.. А с какого машзавода?
– Сантехизделий.
– А-а-а?.. А-а-а… А-а-а!..
– Вчера ехали вместе, когда тебя еще один чувачок классно отмутузил у чипка на Среднеямской[2].
– А-а-а?.. Нет, не помню! – сказал Кольцов, позеленев от злости. И лихорадочно сбросил вызов.
– Ошиблись, – пояснил он присутствующим, – опять женскую консультацию спрашивают.
