Если дают – бери. И верно: зачем всё усложнять?.. Пышногрудая студентка забирается к Хэнку на колени; меня снова начинает мутить.
Пару секунд Женя в хмуром молчании грызёт чипсы.
– Ну да, послать! Или не ныть вечно, как он любит Карен и как ему плохо без неё. Это просто безнравственно!
– Безнравственно? – спокойно переспрашиваешь ты, поворачиваясь набок. Твои ноги крепче вжимаются мне в бедро; теперь сложно поверить, что ты этого не замечаешь. Мне жарко; трудно не смотреть на них, трудно не обводить пальцами скульптурно-точёную форму твоей стопы, – но я борюсь. Приятно даже просто быть с тобой на одном диване – чувствовать, как тёплая тяжесть твоего тела продавливает его так близко ко мне. – А кто просил Карен его отшивать?
– А кто просил его так жить?! – (Женя всплёскивает маленькими руками; эльф не на шутку зол). – Он же человек, а не животное! Гоняться за каждой самкой, у которой течка!..
Тихо смеёшься – и садишься на край дивана, бок о бок со мной.
– Ну-ну-ну, Шварц, полегче! Чего ты так разошлась? Ещё и с животным сравнила… Кто тут нам доказывал, что животные нравственнее и лучше людей?
– Да, причём постоянно, – томно тянет Кирилл. – Я прям только об этом и думал, когда Чарли насрал мне в тапки для душа. О его высокой нравственности.
Женя округляет глаза; мне уже кажется, что я слышу свист закипающего в ней чайника.
– А мне вот нравится Бекка, – в отчаянной попытке смягчить ситуацию отмечаю я. – Такая умная ироничная девочка. Далеко пойдёт.
– Дочка Хэнка? Ой, да, она вообще заинька! – (Улыбаешься – и вдруг, тягуче извернувшись, с детским простодушием кладёшь голову мне на колени. Меня пробирает дрожь). – Юль, потрогай мне лобик, а? Я вот не могу понять: есть всё-таки температура или нету…
Жарко тянет внизу живота. О нет. Я так боялась, что сегодня это ощущение повторится рядом с тобой, – и вот повторилось.
Ты смотришь мне в лицо – некуда спрятаться от вкрадчивой зелени твоих глаз, от мягкости волос на твоём затылке; некуда – всё это целится в меня и скоро убьёт.
Зачем же ты опять нарушаешь границы? Зачем тебе я, кто я – со всеми твоими бабочками, в этом городе грехов?..
Поборов волны ненужного трепета, кончиками пальцев дотрагиваюсь до твоего лба; задеваю по-восточному разросшиеся волоски между бровями. Какая гладкая бархатистость… Гладкая – и очень горячая.
Раньше я никогда не касалась твоего лица. Но – бог ненавидит всех нас. Бог ненавидит – иначе для чего ему снова и снова подводить меня к пределу терпения? Для чего испытывать меня желанием, как Иова испытывали проказой?
– Думаю, есть температура. Надо измерить и сбить, если больше тридцати восьми, – выдавливаю я. Ты вздыхаешь и – пожалуйста, нет – поднимаешься.
– Эх… Я её обычно так и измеряю – рукой. Но раз Юля говорит… Шварц, у нас есть градусник?
Женя приносит из аптечки термометр. Перипетии на экране продолжаются: помимо студентки-стриптизёрши, Хэнка то и дело домогаются две дамы постарше; его дочка познаёт прелести переходного возраста; действие часто смещается с линии Хэнка на линию его лысого литературного агента, чьё имя я пока не запомнила… Но я уже не могу сосредоточиться. Ты слишком близко, вокруг, везде – и мне срочно нужно уехать.
Нужно бежать через лес, чтобы выжить.
– Наверное, я пойду, – с деланой бодростью говорю я, когда заканчивается очередная серия. Ты теперь сидишь с кружкой чая на полу, у моих ног, – и смотришь на меня почти панически. – А то мне завтра к первой паре. Спасибо, суп был очень вкусный и…
