Однажды он должен был принести деньги за проданные билеты, сумму немалую, почти двухгодовую зарплату рабочего. Прождал его около полутора часов. Появился он изрядно пьяным, хотя уверял, что выпил лишь кружку пива.
Мне захотелось доказать ему, что он лжет. Предложил пари. Я покупаю ему бутылку водки и, если он выпьет и дойдет до дома, плачу ему 50 рублей. Если не дойдет, платит он мне. Он согласился и выпил. На улице мы как-то нелепо потерялись. Больше я его никогда не видел. Случилось ужасное: он попал в вытрезвитель и там умер.
В вытрезвителе он назвался моей фамилией, сказал мой адрес. После его смерти милиция пришла ко мне домой. Моей матери намеками сказали, что со мной случилось несчастье, и повезли ее в морг на опознание. Трудно представить, что она пережила.
А через два дня мы с Женькой сидели на лавочке в метро, о чем-то разговаривали, смеялись, и вдруг, как из-под земли появилась мать Николая.
– Убили Кольку, а теперь смеетесь, – сказала она…
Мы в ужасе вскочили и убежали.
Произошло то, чего не хотел больше всего – держать ответ перед Колькиной матерью.
В те дни пытался осмыслить, что же произошло?
На короткое время будто кто-то дал мне такую возможность – увидеть себя со стороны, своё уродливое высокомерие, прикоснуться к ужасающей боли Колькиной матери. Всё случившееся обличало меня. Имя моё стало известно. Его мать, которая видела меня всего лишь раз, когда приходил к ним домой полгода назад, узнала меня, сказал мне в лицо, что я убил его. И это была правда. Удивлялся, каким образом она могла различить моё лицо среди множества лиц, когда проходила мимо лавочки, на которой мы сидели в переходе метро. Всё моё нутро содрогнулось на мгновение от мысли, что это никак не могло быть случайностью. За этим стояла какая-то доселе неведомая мне сила.
Обличение было настолько всепроникающим и точным, что мне захотелось спрятаться, тут же убежать от него, как убежал от матери Николая. Захотелось как можно скорее забыть обо всём.
Так получилось, что в то злополучное время, примерно в течение года, я потерял трех близких друзей,
Вторая потеря (она не обернулась трагедией) тоже связана с желанием, сделать добро.
Мой друг Анатолий, с которым я проучился четыре года в одной группе в музыкальном училище, не был пьяницей, и Володя без всяких сомнений устроил его в доставку.
– Пусть поработает сезон, а потом отдаст двести рублей для начальства, – сказал Володя.
После окончания сезона Анатолий, под разными предлогами, денег не отдал, пообещал рассчитаться в следующем году, как только начнет работать. На следующий год он успел поработать лишь месяц, и его уволили за обсчет заказчиков.
– Он же сам говорил, что собрал на «Жигули», возьми с него хоть что-нибудь, это же твой человек, – мягко наступал на меня Володя.
Анатолий жил за городом. Телефона у него не было, и я поехал к нему. Не застав дома, оставил записку, что я, мол, оказался между двух огней, так как поручился за него, и с меня требуют хоть какую-то часть денег.
Через неделю, придя вечером домой, я прочел оставленную им записку. В ней говорилось, что он, дескать, думал, что мы друзья. Но, к сожалению, ошибся. Из его послания стало ясно: денег он не отдаст, и видеть меня не желает.
…Из всех моих друзей Олег жил, пожалуй, в наиболее обеспеченной семье. Его отец был полковник или даже генерал. Жили в прекрасной квартире, в большом доме. Отец устроил его в МИФИ, один из самых престижных институтов Москвы. Но учебу на дневном отделении он не потянул, его перевели на вечернее. Тоже ничего не вышло. Тогда родители определили его в менее престижный институт, где, учитывая их связи, ему была гарантирована спокойная жизнь.
