– Молод ты, давно ль в священниках? – государь жестом усадил окружающих.
– С двадцати двух лет…
– Наслышан о твоем благочестии, да о службе ревностной… Мало таких как ты в нашей церкви, мало…
– Учить священников надо, государь, книги церковные надобны, много книг. Да и школ нет, – Вонифатьев осторожен и сдержан, – отец Аввакум каждый день Священное писание прилежно читает, да таких людей на Руси мало…
Царь недвижим, рука подперла щеку, взгляд на пламени свечи.
– Старосту вашего, Ивана Родионова за самоуправство плетьми принародно били, к весне он сам новый дом тебе построит… Слышишь, отец Аввакум?
– Слышу, государь…
– Высок ты благочестием своим… Вижу, далеко в жизни своей пойдешь.
Неронов склонил голову в тихой улыбке, Никон сдержан, завистлив и подозрителен…
– Государь, с книгами решать надобно, – голос Вонифатьева тих, но настойчив.
– Надобно, – соглашается царь.
Аввакум подошел к Никону… Тот неприязненно покосился на него, отодвинулся…
– Великий Пост скоро… – царь испытующе взглянул на Аввакума, – а ну как отец Аввакум сущность свою в проповеди покажет, слово Божье прихожанам доведет? Думаю, что в силе словесной и Неронову, да и Никону не уступит…
– Молод еще Аввакумка проповеди с московских амвонов вещать, – Никон обижен и уязвлен, – да и бородой не вышел…
– Бывает, что борода долга, да ум короток… – дьякон Федор смотрит на царя прямо, – не верь завистникам, государь…
Голос Аввакума торжествен и звонок, внимательны «ревнители», царь Алексей, жадно впитывая слова молодого попа, постепенно словно бы наливается строгим величием и пониманием своего высокого предназначения…
– Оглянитесь окрест, все ли страны христианские Господа чтут с истинным благоговением? Все ли христиане, будь то католики или лютеране, все ли они бегут мирских соблазнов, все ли молят Господа о вечном спасении денно и нощно?.. Потому Царьград турки пожгли, православие потоптали…
Наша же русская земля Божьей милостью и молитвами пречистой Богородицы татар погнала, веру свою спасла, а с нею вместе и царство русское устояло. Император царьградский Иоанн недаром перед смертью своею рек: «В земле восточной больше всего православия, а Русь – высшее христианство…».
Зрите, православные, уже не храм святой Софии в Царьграде, а Успенский собор в Москве является центром православного мира, Рим первым принял христианство, да пал под язычниками, Византия стала вторым Римом, да заколебалась в вере, басурманам покорилась. Москва – третий Рим, здесь вершина православия и в этом сила русского царства. Придет день и все христианские страны сойдутся в единое царство русского православия ради, перейдут все христианские святыни из неправоверных Рима и Царьграда в истинно православную Московскую Русь…
– Нехитрое дело – псковского старца Филофея мысли пересказывать, – наклонился над ухом государя архимандрит Никон.
– Ты что же, отец Никон, другие мысли имеешь? – молодой царь взглянул строго, – через величие церкви величие стране пророчит Аввакум…
– Не дело, государь, такому человеку попом в заблудшей деревеньке сидеть, для церкви он в Москве нужнее, – с другой стороны клонит бороду к царю Ртищев, – здесь ему место найти надобно…
1652 год. Тишина под сводами столичного собора прерывается плавными вздохами церковного хора, унылый ритм заупокойной службы в тусклом свете жертвенных свечей хмурит и без того печальные лица людей, плотно стоящих в храме, так что перекреститься трудно, не то что положить поклон.
