Читать онлайн Ан Тала - Бог умер, да здравствует Бог

Часть I. Трагедия в Овлесе

«Мы живём в потрясающем мире, господин Ма, в неописуемо потрясающем мире! Жаль, но многие этого совсем не понимают. Сколькие из нас пытаются перестроить всё вокруг под себя, под свои неутолимые желания, но зачем? Этот мир был создан таким, наполненным и непознаваемым, значит, таким и должен оставаться. К чему гнаться за лучшим, когда лучшее уже перед нами, стоит только открыть глаза пошире и вкусить прелести жизни, дарованные свыше. Вы можете не верить мне, юный господин, но таков был завет тех, кто был перед вами, старое поколение богов знало, зачем создавало этот мир. Наслаждение – вот великая цель существования! Ни войн, ни голода, ни бедности. Золотое время! Новые боги не те, что старые, эти ломают все и строят, затем снова ломают и снова строят, забывают при этом истинное предназначение вещей, переворачивают всё с ног на голову. В таком мире и вы вырастете таким же, господин Ма, сколько бы я вас не учил, вы всё смотрите вперёд себя, а не вокруг. Но у вас ещё есть шанс измениться, пока вы молоды. Очнитесь! Вкусите тёплого вина спокойной жизни, отриньте манящий вас хаос, встаньте на путь истинный, забытый всеми!

Нам нужна ваша поддержка, господин Ма. Мы молимся старым богам, позабыв про новых, и они не оставят это так просто. Мы нуждаемся в защите, но кто встанет на нашу сторону, если никто не смотрит на этот мир нашими глазами? Никто не хочет понять суть, все ищут лишь ответ на вопрос «как» и «когда», но не хотят слышать ответ на вопрос «зачем».

Я дам вам ответ, юный господин, я вижу по вашим глазам, что вы готовы слушать и слышать, я знаю, что вы не такой, как другие боги, в вас ещё теплится душа старого духа, духа свободы, духа блаженства. Не дайте черному смраду, таящемуся в душах ваших предков, выйти наружу, уничтожьте его в зачатке.

Поймите мою печаль и боль по миру, в котором каждый враг другому, где правит сухой закон и правила, установленные не нашими молитвами. Опустите меч, идёмте с нами! Возглавьте тех, кто сражается за прошлое, которое станет нашим общим будущим! Отриньте свою природу и обратитесь к сущности, скрытой глубоко внутри! Опустите меч, взгляните в глаза истине!»

Это были его последние слова перед тем, как я перерезал ему глотку.

Почему я так долго слушал его?

Не знаю.

Долгое время я считал, что таким образом просто хотел отдать дань уважения своему учителю, всему, чему он научил меня, предоставив возможность выговориться напоследок.

Отец тогда сказал, что я проявил слабость, что я слишком привязался к этому старику, и именно поэтому меч мой ненадолго замер над глоткой учителя, пока тот с пеной у рта кричал о лучшем будущем.

Но было ли это слабостью или всё-таки состраданием? Или сострадание – это и есть слабость?

Не знаю.

Учитель Зарп был первым, кого я убил. Довольно символично – мой учитель научил меня не только, как правильно сидеть за столом, как принимать гостей и как отвечать на молитвы подданных, но и тому, как правильно втыкать острие меча в тёплую плоть, чтобы превратить её в закостенелое смрадное тело.

Столько лет прошло, а я до сих пор помню, как дрожала рука, пока меч мой обагрялся кровью учителя.

И как бы я не хотел отрицать этого, все же отец был прав: я проявил слабость. Не только в тот день, но и в сотнях дней после. Я убивал тех, кто хотел умереть. Я убивал тех, кто был давно мёртв внутри себя. Я убивал.

Всё было неправильно с самого начала. Мы пошли у них на поводу, сделали всё так, как они и хотели – вернули их к старым богам, вернули в забвение. Всё должно было сложиться иначе, но эти мысли слишком поздно посетили мое сознание.

И хотя спустя столетия я всё же признал свои ошибки и больше не лелею бесплодные мысли о праведности своего прошлого пути, но меня всё же не оставляет в покое одна маленькая деталь. То, с чего все и началось.

Учитель растил меня с младенчества и видел меня насквозь. Он знал, что стоит сказать мне, чтобы добиться своего, но произнес именно эту речь, преследуя какую-то неведомую мне до сих пор цель.

Зачем он звал меня за собой, если знал, что я ни за что не соглашусь?

Раньше меня устраивала мысль о том, что учитель просто хотел умереть от моей руки, легко и быстро, ведь в глубине души знал: их план провалился.

Но сейчас, вспоминая его лицо, я понимаю, что в его глазах тогда горел огонь жизни, безумная жажда вздохнуть, как можно больше, пока лёгкие не перестали качать воздух. Учитель был готов встать и сражаться со мной, и он бы с лёгкостью победил, но почему-то предпочёл толкать безумные речи, стоя передо мной на коленях, словно я в самом деле был для него божеством.

Может быть, я ошибся? Мне всегда казалось, что учитель понимает, кто я такой на самом деле. Но, а если в действительности учитель принял меня не за того, кем я рос, вложив в мой образ обманчивые надежды престарелого фанатика? Что, если он растил из меня свою опору в будущем?

Нет. Учитель знал меня лучше, чем кто-либо, лучше, чем я сам себя знал, и никогда не заблуждался на мой счёт.

Тогда зачем?

Неужели он думал, что его слова тут же вложат в моё сознание сомнения, заставят взглянуть на окружающий мир по-другому?

Но этого не произошло, а значит, это не было его целью.

Сотни лет прошло с того дня и только сейчас, в минуту уединения в тысячелетнем изгнании, я вспомнил, что у меня когда-то был учитель. Моя рука ни разу не дрогнула, пока я возвращал к праотцам неверующих, его соратников. Слишком быстро кровь учителя с моего меча смылась багровым потоком и затерялась где-то далеко в прошлом. Слишком многих приходилось лишать жизни, некогда мне было раздумывать о том, что правильно, а что нет.

Именно в этом и была его цель? Заставить меня убивать?

Но для этого учитель мог просто разозлить меня, вложить в моё сознание ярость и ненависть к их племени, зачем пытаться привлечь меня к себе?

Никакого скрытого смысла в речи учителя я не заметил, сколько бы раз за последнее время не прокручивал её у себя в голове.

Может, учитель просто боялся смерти и в последний момент его разум отказал ему? Поэтому он и наплел мне всякой чуши, смешав в одну кучу всё, что когда-либо говорил?

Или пытался надавить на жалость?

Но он знал, что у младшего сына Северного бога Войны не может быть жалости, учитель сам мне твердил об этом наперебой с отцом.

Что тогда?

Ох, старые и новые боги, как же тяжело копаться в голове, особенно, когда она не твоя собственная и к тому же давным-давно мертва!

И почему я вообще этим занимаюсь?!

– Эй, крестьянский сын, ты чего тут бездельничаешь? Солнце давно покинуло зенит, все обязаны быть в поле.

Опять эти надзиратели.

Я, не открывая глаз, лениво ответил на беспочвенные обвинения, предвкушая очередной разговор ни о чем с хранителями порядка в деревне:

– Я не работаю на полях, я сын ремесленника.

Надзиратель ненадолго притих, видимо, не ожидал, что я нагло продолжу валяться на солнцепёке, не обращая на него должного внимания.

– Тогда почему ты лежишь здесь в стоге сена, когда должен трудиться в мастерской своего отца?

Хороший вопрос. Эту часть своего прикрытия мне было лень продумывать раньше, поэтому я принялся импровизировать:

– Мой отец сгинул в пожаре вместе со своей мастерской.

Надзиратель, судя по голосу, немолодой мужчина, снова притих, но вместо него зазвенел новый юный голос, наверное, его товарища:

– Тогда почему ты не пустился в странствие и не стал вольным ремесленником?

Ох уж мне эта молодёжь! Старик бы удовлетворился моим ответом о пожаре, но нет, этому подавай продолжение.

– Я стал, но меня ограбили.

– Но твои руки всё ещё при тебе! – закричал юнец. – Пока ремесленник может трудиться, никто не сможет обокрасть его!

И где только, скажите мне на милость, таких воспитывают? Самоуверенность, принципиальность и узколобость – так часто мне на моем пути попадались люди с подобным набором качеств, и ничем хорошим их жизнь пока ещё не заканчивалась. С такой философией малец и до тридцати не доживет: загнётся сам, либо его загнут другие. Увы, но таков удел мечтателей и романтиков, которые из своего радужного мирка далеко не выглядывают, а если и выглядывают, то только лишь за тем, чтобы облить грязью постылую реальность. Они находят в этом извращенное удовольствие. Мерзостные люди, ничего не скажешь.

– Да, руки при мне и голова моя тоже. Поэтому я и не ходок больше на Дорогу, – ответил я неохотно, возвращаясь из размышлений.

Парень притих. Неужели отстали?

Но нет, звонкий голос затрещал вновь:

– Тогда почему ты не стал хотя бы разбойником? Почему лентяйничаешь здесь?

Что, простите? Вот это заявленьице! Я аж глаза раскрыл от удивления и подскочил на сене:

–Чего? А вы точно надзиратели?

Надзиратели испугались моей внезапности и направили на меня свои копья. Старик от чего-то слегка дрожал, а молодой с блеском в глазах ехидно ухмылялся.

Где-то я видал уже эту конопатую наглую рожу.

– Чего подскочил как ужаленный? Али есть что скрывать? – юнец с рыжим вихром сальных волос грозно потряс медным копьем.

Нет, правда, где-то я его уже видел.

– Мне нечего скрывать, я просто удивился тому, что надзиратель советует мне свернуть с праведного пути и идти грабить честной народ.

– Праведный путь? – опешил парень. Он прямо-таки побелел от злости. – Это в каких божественных трактатах прописано, что можно валяться сутками напролёт, не имея никакого занятия?

Понятия не имею. За всю свою долгую божественную жизнь я ни одного трактата так и не прочёл, эту глупость строчат низшие младшие боги для простецов-верующих, так что смысла в них явно не больше, чем в порнографических картинках горбатых старушек с Дороги.

– Но это не повод идти грабить! – воскликнул я с притворным негодованием.

– Грабёж – это тоже занятие, – стоял на своём парень. Старик же предпочёл молча подрагивать всем телом с безразличным лицом. Болен он что ли? – Лень и безделье – яд для души человеческой! Лучше стать убийцей или вором, чем презреть заветы богов!

Вот уж поистине благонравное заявление. Будь я помоложе, мне бы даже понравилось и я, скорее всего, взял бы парнишку к себе в свиту – какой бог Войны откажется от фанатичного дурачка?

– Ох-хо-хо, слышали бы вас ваши боги, что бы они сказали? – изобразил я шок, прижав ладонь к груди.

Парнишка начал судорожно вдыхать, готовясь выдать очередную тираду, но тут неожиданно для нас обоих заговорил пожилой надзиратель. Голос его не дрожал, несмотря на дрожь тела:

– В пантеоне богов есть покровитель воров и разбойников, но нет бога, потворствующего лентяям. А идти по путям, что проложили нам боги, значит жить праведно. Это означает, что и разбойники следуют заветам, потому что им покровительствуют боги.

Железная логика, прямо-таки чугунная, все по полочкам разложил, тут и спорить смысла нет.

Я медленно поднялся со стога, стряхнул прилипшие колосья с дырявых штанов, искоса наблюдая за тем, как копья закона неотрывно следуют за каждым моим движением.

– Ну, раз так, то спасибо за совет, добрые селяне, непременно ему последую. С чего, как вы думаете, мне начать? Ограбить дом старосты? Или залезть в лавку к торговцу?

Надзиратели, звякнув копьями, угрожающе направили их мне в грудь. Лица их приняли строгое выражение блюстителей порядка, а то, как крепко они держали свои орудия, не вызывало сомнений в серьёзности их намерений.