– Тогда успокойтесь! – перебиваю громко и четко. – Обе! Возьмите себя в руки и объясните уже, что здесь случилось?
Полина рвет и мечет, резко отворачивается и отходит к камину. Клаудия же умудряется за три секунды продемонстрировать весь спектр эмоций, которые вызывают у нее мои кроссовки, пачкающие итальянскую обивку итальянского дивана из самой Италии, черт возьми! Без жалости на нее не взглянешь. Осторожно ступаю на пол, и её лицо мигом расслабляется.
– А теперь, девочки, объясните, что случилось? – повторяю вопрос максимально спокойно.
– Земли, где мы планировали возвести отель, уже нет, – упадническим голосом отвечает Полина после продолжительной паузы. – Оказалось, что мама в течение нескольких лет распродавала её по частям.
– …Вот как, – округляю глаза.
– Да, я это сделала, потому что нуждалась в деньгах! Твой отец умер, ты сбежала с подонком, а я из-за стресса бросила сцену, с которой у нас была взаимная любовь! Мой голос кормил меня, – говорит Клаудия, глядя на дочь, – но в Лучезарном каждый второй певец со стажем, так что мои выдающиеся способности здесь никому не пригодились!
– Мама, папа умер, когда мне было пять! Ты оставила сцену ещё до того, как это случилось.
– Какая разница, когда это случилось? Я оставила сцену, потому что так хотел твой отец! Он утверждал, что я совсем не занимаюсь тобой и нашей семьей в целом. И мне пришлось уступить, потому что я любила его. И я верила, что за ним мы, как за каменной стеной! А что в итоге? Ради него я оставила дело, которому была предана всем сердцем, а он взял и утонул в луже, напившись в баре!
– Ма-а-м! Это была вовсе не лужа, а море!
– Ты маленькая, твоя бабушка при смерти, – продолжает перечислять Клаудия, – а моя сестрица Алевтина, судьбу которой ты частично повторила, возвращается сюда спустя несколько месяцев бегства! Да ещё и пузатая!
– Я сюда не возвращалась. Особенно пузатая, мама!
– Так я и сказала: частично! Алевтине только-только семнадцать исполнилось, а она уже стала матерью! – с отвращением говорит она о моей бабушке. – И твоя мать такая же! – смотрит на меня. – Сколько ей было, когда она родила тебя? Шестнадцать? Так же, как и её мамаша сбежала с каким-то городским павлином, залетела от него и вернулась сюда!
– Это здесь при чем? – огрызается Полина.
– При том, чтобы ты понимала, почему мне приходилось продавать эти участки у моря, которые нам оставил твой невезучий отец. Ты маленькая, Алевтина вот-вот разродится, наша мать умирает от продолжительной болезни, а денег у нас нет! Тогда я продала один участок, потому что ни я, ни Алевтина работать не могли. Она с младенцем, а я с тобой и со своим голосом, который никому даром не нужен, – всхлипывает Клаудия. – Вообще-то это стресс! Я не могла оставить тебя на нее или няньку, потому что ты не отпускала меня ни на минуту! А потом в один прекрасный день Алевтина исчезает, оставив мне записку с извинениями! На мне теперь два ребенка: одной семь лет, другой чуть больше двух. К сожалению, деньги с воздуха не падают, и мне пришлось снова продать участок, чтобы мы могли жить. Рассказать, что было дальше или ты сама прекрасно помнишь, как сбежала со своим непутевым отростком? Я живу здесь уже очень много лет и за эти годы воспитала троих детей: тебя, милая моя, Анфису и даже Саванну, пока и её мамаша не сбежала, поддавшись пустым мечтам о большом городе. Я тогда не понимала, почему она забрала тебя с собой, – говорит, глянув на меня. – Сначала я решила, что она действительно любит тебя. Но, как оказалось, милашку Саванну поджидала та же участь – Анфиса сбросила тебя на Полину и исчезла навсегда. Тогда я вконец убедилась, что наша семья проклята.
