После того, как ее представили еще двум-трем господам бедняжка совсем раскисла. Увы, не дотягивала она до изысканности их манер и речи даже наполовину. Ах, как все было проще в родном замке! А во дворце фон Арраса вообще никто не церемонился. Как назло, мадам де Колонь куда-то запропастилась.
Между тем это общество на самом деле нельзя было считать таким уж высшим, если Амелия прожила в Париже хотя бы месяц, то поняла бы, что даже мелкий буржуа ведет себя с неменьшей самоуверенностью, его выдают только неуклюжесть речи и грубоватость манер. А в доме у маркизы просто собрались люди науки слишком умные и оттого, в массе своей, навевавшие скуку. Посему представленная сама себе, Амелия не нашла ничего лучше, чем хранить молчание, любезно улыбаться тем, кто улыбался ей и давать односложные ответы, если к ней обращались.
Тетушка возникла из ниоткуда, шелестя пурпурным шелком, шедшим к ее каштановым волосам. Она подплыла к Амелии. Эту женщину все же можно было назвать пленяющей сердца, несмотря на ее длинный нос с горбинкой, тонкие губы и грубоватые руки. Все же блеск глаз завораживал, и в целом фигура сохраняла юную стройность.
– Что ж вы встали как вкопанная тут, возле стены? Расслабьтесь. Вас оценивают, да, но не ведут на эшафот. Все находят вас премилой, юной и нежной. Все остальное вам простят. Юные неискушенные девы в Париже – это диковина, им всегда все прощают. Мадам де Кондорсе особенно к вам расположена, я уже успела поведать ей вашу историю.
Только маркиза договорила эту фразу, как к ним присоединилась компания из трех человек. И ближайшие десять минут Амелию то и дело занимали беседой. По душевной простоте она забывалась и иногда говорила от души, а иногда просто улыбалась, когда следовало бы отвечать, что вызывало снисходительные улыбки у ее собеседников. Как она ни подбирала слова, все равно нет-нет кто-то из собеседников красноречиво растягивал уголок губ в вышеупомянутом типе улыбки.
– Мою племянницу отец держал в самом отдаленном от цивилизации замке в стесненных обстоятельствах, сам пребывая долгие года в расстройстве духа. Затем ей достался деспот-муж, представьте, господа, каково это жить полжизни взаперти и в лишениях. Но неправда ли, чем больше прячешь такое сокровище, тем ценнее и приятнее оно становится глазу? Многие в обществе уж и не вспомнят, что такое кристальная чистота души и тот вид неискушенности и скромности, когда радуешься каждому цветочку и букашке.
Маркиза постаралась вступиться, дабы завуалировать простоватые, часто деревенские обороты речи Амелии.
– Так вы воспитывались в провинции, мадемуазель? – осведомилась одна из гостий, – Что же, надо поскорее выдать вас замуж за достойного человека, пока кто-нибудь более находчивый и хитрый не познакомил вас с прелестями Парижа раньше времени. Право, как прекрасно, что вы под таким бдительным протеже.
Амелия вспыхнула, оскорбившись, но ничего не ответила. Маркиза нашлась быстрее.
– Если у вас есть такие благовоспитанные юноши непременно сообщите мне об этом, мадам. А я позабочусь о чести моей племянницы.
В этот момент к их компании присоединился еще один человек, который кидал поначалу внимательные взгляды на девушку и затем решил подойти. В это время шла баталия о пользе провинциальной жизни и ее достоинствах в сравнении с городской. Амелию закидывали вопросами, чтобы узнать ее мнение, хотя она вовсе не воспитывалась в деревне. Просто ее обитель в целом отстояла далеко от цивилизации. Но публика почему-то отказывалась это понимать, красноречиво делая снисхождение ее наивности и простоватости.
