Люди, выстроившиеся в ряд, по цепочке передавали воду, которую черпали с колодца вёдрами. У деревенских не было шансов хотя бы локализовать разгоревшееся пламя, которое перекинулось на большую часть строений. Поэтому, мне не составило труда вызвать сильный ливень и помочь им.
Капельки дождя, отстукивали чечётку по крышам домов, укрывая город чудодейственной завесой. Вода, заботливо обволакивая всё кругом, вступила в схватку с разбушевавшимся огнём. Комки грязи, которые ветер невидимой рукой бросал в окна и части каркаса, перекрывали подачу кислорода огню. Но в тот момент, когда показалось что самое страшное осталось позади, пожар, уже не был настолько не контролируемым, что попытки потушить его увенчались успехом – душераздирающий крик пронзил округу.
Я и не заметил, как девушку, которая вместе с другими обвиняемыми была привязана за руки к столбу, убили местные; вероятно в порыве гнева считая её «порождением зла». Струйки крови сочились из колотых как от удара ножом ран. Её длинные, грязные, черные как смоль волосы, ниспадали до пупка. А мертвое тело неестественно, судорожно подёргивалось. Ещё мгновение и блеск бледно-голубых глаз мелькнул в темноте.
Увидев это, местный паренёк, – младший сын того старика в равных и грязных лохмотьях, который был привязан по соседству и время от времени что-то безнадёжно бормотал в пустоту – подбежал к «дьявольскому» созданию и начал тыкать в неё палкой. Наносить сильные удары по голове, которая то и дело качалась как неваляшка. Спустя пару мгновений, он остановился. И судорожно дыша, повернулся лицом к вопящей публики, которая всё также продолжала орать и свистеть в поддержку юнца.
Руки его были в крови, а не лице звериный оскал. В глазах чертики и улыбка полная безумия, показавшаяся мне слегка наигранной, чтобы быть правдоподобной – нервной.
Парень, поднял топор вверх, что заботливо ему подал молодой мужчина. И разворачиваясь к мертвой девушке, чтобы завершить начатое, закричал от боли, которая словно пронзила его насквозь – настолько громко и чувственно, что страх, как атомная бомба цепного механизма, взорвал толпу. Я хотел успокоить его пыл. Но уже было поздно что-либо пытаться предпринять… Последовал хруст ломающейся шеи, когда вампир в считанные доли секунды разорвал толстые верёвки и впился ему в горло острейшими как иглы зубами.
Причмокивая и словно испытывая самое что ни наесть блаженство, девушка заключила в крепкие объятья паренька. И не отпускала до тех пор, пока плачь младенца, который словно нутром почувствовал вытекающую жизненную силу из бедного, бледнеющего на глазах смертного – привлёк её внимание. Вены на её лице взбухли ещё явственней – нарисованные толстым, черным карандашом линии. В глазах, я не увидел ничего человечного, от того и пугающее для толпы выражение лица – пустые, бездушные, в которых читалась нездоровая агрессия, неутолимая жажда и где-то глубоко внутри проблеск света пробивающегося сквозь мрак.
Швырнув безжизненное тело как плюшевую игрушку, вампирша направилась к женщине, которая от страха прижала ребёнка к груди и закрыла глаза в ожидании худшего. Даже, учитывая то, что я приобрёл способность контролировать свои эмоции, мысли и желания, было неприятно наблюдать подобное. Да и ситуация, в любом случае требовала моего вмешательства. Иначе, только предположить: всего один новорождённый вампир способен погубить жизни стольких, хороших людей. А в конце, когда пройдет жажда; осознать, почувствовать весь вес и тяжесть своего поступка. Под эффектом вкуса крови – это не важно, как и потерянного не вернуть.
